Вячеслав Кабанов - Всё тот же сон

В моём ЦИНТИ я до конца моих дней мог пользоваться уважением и даже любовью коллектива (особенно дамской его части), сидя на своём очень скромном окладе. А что же дальше?

Для начала решил я найти приработок. Но где? Просто так позвонил институтской подруге Светлане. И оказалось, что не зря. Муж её, Слава, тоже наш однокурсник, учиться приехал из провинции, потому и стал сразу строить свою будущую жизнь. Я блистал на семинарах и в курсовых работах, не подумав вступить хотя бы в институтское научно-студенческое общество, а скромный Слава к моменту получения диплома имел около сотни публикаций и вхож был в литературные журналы…

— Ты знаешь, — сказала мне Светлана, — Слава пишет внутренние рецензии для Комитета по печати. Прилично платят. Он тебя порекомендует, у тебя получится. Попробуй!

Я попробовал. Мне дали какую-то общественно-политическую книжонку, и я с большим удовольствием подверг её разносу на шести страницах в двух экземплярах. Оказалось, что Комитету именно это и нужно: они ведь контролировали качество выпускаемой литературы и обо всех недостатках издательств информировали Центральный Комитет.

Дмитрий Фёдорович Иванов, заместитель начальника Главного управления республиканских и областных издательств, прочитавший мою рецензию, сказал:

— Не хотите перейти к нам на штатную работу?

Ну кто мог ожидать такого вопроса, равнозначного предложению? Комитет по печати! Это было заоблачно и недоступно.

Я ответил:

— Я об этом не думал, но можно попробовать…

— Вы член партии?

— Нет.

— Ничего, это можно и после решить. Ведь вы по образованию историк? У нас вакансия в отделе общественно-политической литературы.

— Я предпочёл бы художественную, ведь я ещё и филолог…

— Там нет сейчас вакансии, а в дальнейшем можно и это решить.

Инспектор Управления кадров задал мне тот же вопрос о партийности. Получив отрицательный ответ, он сказал:

— Ничего, вступите потом.

Помолчал и прибавил:

— Если, конечно, нету других убеждений.

Начальник Управления кадров, отставной генерал (не знаю, какого рода войск), спросил, почему я захотел работать в Комитете. Я рассказал про поиск перспективы, и это понравилось. Они все были люди совершенно практические, демагогию применяли лишь на собраниях и прекрасно понимали земные устремления людей. Если бы я заговорил о желании сражаться на идеологическом фронте, это показалось бы подозрительным…

Январь 1976

Служу теперь в Госкомиздате СССР. Пишу заключения на тематические планы республиканских издательств (от имени центральной власти). Туркменский план начинается с раздела «Классики марксизма-ленинизма». Здесь «Критика Готской программы» на туркменском языке. Я усомнился: нужно ли? Что из классиков переводилось прежде? Есть ли последовательность и постепенность? Исписал три страницы. Мне сказали, что рассуждаю хорошо, но зря. Раздел «классиков» составляется в республиканском ЦК и обсуждению не подлежит.

Служба в Главном управлении республиканских и областных издательств имела хлопотную, но не лишённую приятности особенность. Периодически мы ездили в командировки в родимые союзные республики. Цель этих поездок была двоякой: рассмотрение, корректировка и утверждение в исправленном виде тематических планов ихних издательств или же подготовка «вопроса на коллегию» в Москве, скажем, такого вопроса: «Выпуск литературы по воспитанию советского патриотизма издательством „Ирфон“ Таджикской ССР». Могли быть, конечно, и экстренные командировки по особым поводам, но нечасто. Ездили, как правило, бригадой — от двух до пяти сотрудников.

Первая моя поездка вдвоём с начальником отдела пришлась на Узбекистан, и я тогда впервые познал всю сладостность дружбы народов, скреплённой централизованной системой.

Алла Кузьминишна, мой начальник, оказалась женщиной, достойной уважения. Система, в которой функционировала Алла Кузьминишна, была для неё естественной средой. Она и родилась, я думаю, в системе. Не знаю, кем были её родители, но явно хоть один из них системе принадлежал. Человеки, выросшие в интеллигентной среде, рождённые рабочими или крестьянами, спокойно в своей среде и остаются, не помышляя об ином, но, если об ином помыслили всерьёз, тут не обходится без ломки. Особенная ломка предстоит тем, кого потянуло вдруг в номенклатуру. Неважно, кем был от рождения тот, кто возжелал попасть в первачи — интеллигентом, крестьянином или рабочим, — но не избавиться ему на этом пути от гнетущей зависти, тревожных сердцебиений и лихорадочных жестов… Алла же Кузьминишна прекрасно знала, что она на своём месте, и на том именно самом, где быть ей предназначила система. Место её было в общем-то скромное, всего лишь начальник отдела. Но это означало, что так системе и нужно. Это её положение и понимание своего положения давали Алле Кузьминишне счастливую возможность не суетиться, никому не завидовать и никогда не злобствовать. Человеку на своём месте всегда присуще достоинство.