Александр Минчин - Лита

Возвращаясь домой откуда-нибудь, мы периодически целовались в такси или в подъездах, без огня, и я чувствовал, что долго так не выдержу.

В середине января, месяц спустя, как мы стали встречаться, в очередную субботу я взял ключи от дачи у своих знакомых, сказав, что хочу побродить в одиночестве, подышать свежим воздухом. Они, не удивившись, дали мне ключи. И, выпросив у папы машину, я повез Вику за город. С собой у меня была бутылка лимонной водки. Мамуля напекла ей пирогов. И дала толстые свечи.

За городом лежал нетронутый девственный снег. Звенящая тишина и чистый, хвойный воздух, от которого начинаешь задыхаться. Боишься задохнуться.

Сначала мы решили погулять, пока окончательно не стемнело. Это было опрометчивое решение. Мои ноги замерзли совершенно, так что я не мог пошевелить пальцами. Виктория зажгла свечи, сняла мои легкие сапоги и начала согревать мои ступни у себя под мышками. А потом сняла узорчатые носки и стала растирать ноги водкой, поднося свечу к пальцам, чтобы они отогрелись.

Все, что она делала (как и когда пила), делалось с большой грациозностью и легкостью. Она была многому обучена. Я был тронут ее заботой и, скорее, не женским, а дружеским отношением. Она умела спасать… Когда надо спасать.

— А теперь надо выпить по пятьдесят граммов и закусить мамулиными еще теплыми пирогами. И Алеше сразу станет тепло.

Оказалось, что мы забыли, не предусмотрели взять стаканы.

— Пить лимонную водку из горла — это как глотать горящее пламя.

Со второй свечой она пошла и нашла где-то в прихожей рюмки, выскочила из дома и, помыв их в снегу, простерилизовала на огне свечи.

— Я знаю, ты сын врача.

Меня тронула эта предупредительность.

Она сама разлила водку и поднесла к свече. И неожиданно начала читать:

Я замер.

Это было запрещенное стихотворение. Но интеллигенция московская боготворила Пастернака.

Мне казалось, что она умышленно, что она специально заменила «судьбы» на «любви».

Вдруг она сказала:

— За снег, за зиму, за нас!!!

Мы выпили до дна, и наши губы слились в поцелуе. Я почувствовал жар — от водки — и предложил выпить еще. Выпили еще. Я стал согреваться. Она просунула руки мне под рубашку и гладила мою прохладную кожу.

Я стал возбуждаться. И начал целовать ее шею. Она легла на диван, на который мы постелили наши дубленки. Объятия становились все сильней, пока я не почувствовал, что хочу ее. Но это было странное чувство… Свечи горели дрожащим пламенем, со всех сторон дуло. Сквозило повсюду, из всех щелей. Я начал расстегивать молнию на ее обтягивающих велюровых джинсах. Моя рука впервые соскользнула в ее трусики, коснувшись лобка. Она выгнулась, и я стал сдергивать с ее бедер тугие джинсы. Или с ее тугих бедер — джинсы. Она делала движения талией, помогая мне. Я расстегнул молнию у себя. Я понимал, что раздеваться догола будет безумие. Я заморожу Вику и себя. До п…, у меня нет таких органов. Спустив джинсы до колен, я взял ее за бедра, приподнял и скорее вскользнул в нее, почувствовав, как она развела, насколько могла, колени. В эту же секунду я услышал вздох, и она схватилась за мои плечи. Она не была девушка.

Я делал какие-то толкающие скованные движения и чувствовал, что уже начало катиться. Она застонала, но я не думал — хотя какие тут думы!.. — что в таком сжатом, сковывающем положении я мог доставить ей радость. За секунду до того, как мой канал наполнился спермой, я выскользнул из нее и прижался к ее животу.

— Зачем, зачем?.. — вскрикнула она и задрожала. Она еще сделала несколько движений и стихла.

Первое, что я услышал в тишине, было всхлипывание. По ее щекам катились безмолвные слезы.

— Тебе больно?

Она не ответила.

— Ты не хотела этого?

Она молчала какое-то время. Потом произнесла:

— Наконец-таки… Ты так долго собирался.

Я натянул на нее все назад.

— Я хочу быть голой… с тобой.

— Ты отморозишь себе все придатки.

— Я встречаюсь с сыном гинеколога!

Я оценил ее юмор.

— Давай выпьем, а то ты опять замерзаешь. Бедный мальчик…

Я не стал ей говорить, что уже давно абсолютно не чувствую ног. Мы выпили по полной рюмке. И стали целоваться еще. Но даже богиня эроса — Эротика — не смогла бы возбудить меня в такой холод.