Лариса Райт - Когда осыпается яблонев цвет

– Талант надо кормить, – говорила она Марте и улыбалась абсолютно счастливой улыбкой.

– А как же твой талант?

Марте резкие перемены в подруге не нравились. Натка совершенно забросила свою живопись и говорила теперь только о работах и планах своего художника: «У Володеньки новая выставка. Володенька едет на этюды. Володенька продал два полотна». Так и говорила: «полотна», – хотя были это миниатюрки двадцать на тридцать сантиметров. Марта все ждала, когда же Натка очнется от наваждения, но наваждение звалось любовью, а ее не убивают даже самые сильные антибиотики. «Володенька» не был гением, даже художником хорошим он не был, но, к Мартиному огромному сожалению, не был он и настолько глуп, чтобы оставить такую девушку, как Натка. Они поженились, и какое-то время даже Марта пыталась верить в счастливое будущее этой пары. Вера, конечно, себя не оправдала. Непризнанный гений оказался посредственностью и быстро переквалифицировался в запойного алкоголика. А Натка? На Натке остались близнецы и парализованная свекровь. Мама ее к тому времени уже умерла, так что на помощь рассчитывать не приходилось. У Натки даже времени погоревать толком не было. Шикарную квартиру сдала, а деньги утекали рекой на раскрутку художника. Усиленная реклама плодов не приносила, хотя упрямая Натка продолжала вкладывать, не обращая внимания на бытовые неурядицы: комната в коммуналке – разве это дело после человеческих условий. Но пресловутое «с милым рай и в шалаше» работало довольно долго. Первые годы замужества Натка походила на слепую, глухую влюбленную дуру, не замечающую ничего вокруг. Иногда писала небольшие пейзажи, и, в отличие от «полотен» ее художника, они были нарасхват. Натка радовалась – муж ревновал. Натка писать перестала. А потом родила сыновей. Сначала было не так уж и плохо. Свекровь помогала, муж иногда делал близнецам козу, и сердце Натки трепетало: «Как талантливо он это делает!» Свекровь слегла быстро и неожиданно для всех, муж окончательно опустился неожиданно только для Натки. Она перевезла семью в свою трешку, которая уже через пару недель провоняла мочой, лекарствами и перегаром. Пьяный муж бранился, трезвый – плакал, дети орали благим матом круглыми сутками, свекровь смотрела сочувственно со своих грязных, мятых простыней, и было непонятно, кому именно она сочувствует. Натке надо было решать, как жить и что делать. Какая уж тут живопись? Какой талант? Прокормить бы себя и всю эту ораву, ответственность за которую она возложила на свои хрупкие плечи. И она отправилась рисовать, только не на холстах, а на ногтях. Как раз попала в струю. Индустрия маникюра шла вперед семимильными шагами, и оборотистая Натка очень быстро осваивала новые технологии и превращалась из неумехи в хорошего мастера. Места в хорошем салоне ей искать не пришлось. Ведь в нем давно работала лучшая подруга, которая и намеками, и прямым текстом говорила: «Решишься – приходи». Она пришла. Вдвоем им было уютнее заниматься не тем, о чем мечтали. Вдвоем как-то легче. По неустановленному правилу никогда не обсуждали кульбиты судьбы, но про себя каждая из них, конечно, вспоминала о той, прежней жизни, которой они жили много лет назад.

Тогда им было по двадцать. Одна собиралась стать певицей, другая – художником, и обе смотрели на мир сквозь очки с очень толстыми розовыми линзами. Разница была лишь в одном: Натка добровольно принесла себя в жертву чужому искусству, а с Мартой все получилось иначе. Проклятый дневник полностью перевернул ее жизнь. И зачем только полезла она не в свою душу? Кто просил ее вместе с елочными игрушками снимать с антресолей стопку старых тетрадей? И кто, интересно, просил их читать? Но что сделано, то сделано. Покинув Ритулю лишь с одной обидой в кармане, Марта осталась без средств к существованию. Натка выделила ей несколько метров за шкафом в коммунальной комнатенке художника, но больше ничем помочь не могла, да Марта и не рассчитывала. Наоборот, понимала – нельзя пользоваться такой добротой бесконечно. Нужна была работа. А хотела и любила она только петь. Однокурсники быстро надоумили поискать заработок в ресторане, и спустя какое-то время Марта уже скрашивала досуг людей, вкушающих французскую кухню. Она была почти счастлива: она пела любимый шансон, и иногда ее даже слушали. Она ошиблась. Ее не слушали. На нее смотрели. И однажды досмотрелись до того, что изнасиловали компанией из пяти малиновых пиджаков на задворках ресторана.