Ричард Йейтс - Плач юных сердец

К августу она стала проводить за рабочим столом все меньше и меньше времени. В солнечные дни она надевала старый купальник — голубое хлопчатобумажное бикини (Майкл Дэвенпорт говорил, что один его вид сводит его с ума), — брала одеяло и часами загорала во дворе за домом, где под рукой у нее всегда был запас джина, тоника и герметичная коробка со льдом. Вечером, раза два или три, она заходила в дом, переодевалась в летнее платье и отправлялась к Нельсонам, но каждый раз поворачивала на полдороге и возвращалась домой, потому что не знала, что им сказать, когда она туда придет.

Сначала она говорила себе, что это «творческий кризис» — всем писателям приходится его переживать, — но потом, пытаясь заснуть как-то ночью, она заподозрила, что с писательством, похоже, покончено.

Если актерская работа грозила эмоциональным истощением, то писательство выедало мозг. Писать значило страдать от депрессии и бессонницы, писать значило целыми днями болтаться по дому с изможденным лицом, и Люси чувствовала, что еще недостаточно для этого состарилась. Для измотанного вконец мозга даже радости уединения и тишины не означали ничего, кроме одиночества. Можно было напиваться до беспамятства или в наказание совсем отлучать себя от алкоголя, но и то и другое лишало тебя возможности писать. А когда мозг изъеден до предела, причем изъеден уже давно, какая-нибудь невообразимая череда ошибок может привести к тому, что тебя тащат и запирают в Бельвю, и ты на всю жизнь остаешься запуганным и униженным. И при всем при этом оставалась еще одна опасность — опасность, которую она никогда не распознала бы, если бы не просидела столько времени над этими тремя рассказами: когда пишешь только о себе, абсолютно незнакомые люди могут слишком много о тебе узнать.

Давно, когда они жили еще в Ларчмонте, она робко раскритиковала одно из стихотворений Майкла за «излишнюю сдержанность».

Он долго ходил по комнате, повесив голову и не говоря ни слова. А потом сказал:

— Может, ты и права. В излишней сдержанности ничего хорошего нет, это я понимаю. Но и стоять с голой задницей в витрине универмага «Мейсиз» тоже не хочется, правда?

Правда. Теперь по опыту своих ученических рассказов Люси понимала, что, как бы она ни старалась и на что бы она ни надеялась, ее усилия легко могут увенчаться лишь тем, что она будет раз за разом выставлять голую задницу в витрине «Мейсиз».

Осенью того года на одной из вечеринок у Нельсонов она встретила мужчину, перед которым ей было в буквальном смысле трудно устоять на ногах. Плевать, чем он «занимается» — он был фондовым брокером и давним собирателем акварелей Томаса Нельсона, — ей просто нравилось его лицо, широкая грудь и плоский живот, и через пять минут после знакомства она почувствовала, что от одного только звука его низкой, размеренной речи у нее по ключицам расходится едва уловимая дрожь. Она была беспомощна.

— Должна сделать жуткое признание, — сказала она в машине, когда они ехали ночью к нему домой в Риджфилд, штат Коннектикут [54] Городок Риджфилд располагается на самой границе штатов Коннектикут и Нью-Йорк. После открытия новой железной дороги в конце XIX в. городок стал летней резиденцией нью-йоркских богачей. Большинство роскошных поместий пришло в негодность в период Великой депрессии, и после войны Риджфилд превратился в более демократичный, но все равно весьма престижный «спальный» пригород. . — Я забыла, как тебя зовут. Крис — или как-то так?

— Почти угадала, — сказал он. — Кристофер Хартли, но все зовут меня Чип.

Тогда же, еще в машине, ей пришло в голову, что как раз за такого человека она вполне могла бы выйти замуж, если бы не встретила Майкла Дэвенпорта, — с Чипом Хартли у ее родителей никогда бы не было проблем. И еще одну вещь она узнала, пока они ехали к нему домой: после целой серии шутливых, однако настойчивых вопросов он сообщил, что тоже богат, — ему досталось в наследство примерно столько же, сколько и ей.

— Зачем же ты тогда работаешь?

— Наверное, потому, что мне нравится. Я даже не думаю об этом как о работе — фондовый рынок мне всегда казался своего рода игрой. Надо выучить правила, а потом отражать нападения, брать на себя риски, и весь смысл в том, чтобы выиграть. Если я пойму, что начинаю подводить своих клиентов, я тут же брошу этим заниматься, но пока это весело и придает мне сил.

— Но там ведь сплошная скукотища? Обычная каждодневная рутина?

— Естественно, но это мне тоже нравится. Люблю каждое утро садиться на электричку и ехать в город. По-моему, «Уолл-стрит джорнал» — лучшая в Америке ежедневная газета. Люблю обедать с друзьями в ресторанах, где каждый официант знает нас всех по именам. И мне даже нравятся дни, когда после обеда делать, в общем-то, нечего и приходится слоняться по конторе и поглядывать на часы, чтобы узнать, когда можно уже уходить. Я часто думаю, что, может, это и немного, но в этом вся моя жизнь.