Фред Стюарт - Век

Виктор рассмеялся:

— Я тоже. И мне по душе с вами бороться.

— Хорошо. — Огастес нахмурился. — После твоего отъезда в доме стало ужасно тихо, есть ли хоть какой-нибудь шанс, что ты вернешься?

Виктор колебался. К его собственному изумлению, мысль о том, что по нему кто-то скучает, очень его тронула.

— Я еще не думал об этом, сэр.

— Как бы то ни было, не забудь о дне рождения своей матери в следующую среду. На обед соберутся все члены семьи. Элис будет очень больно, если ты не придешь.

— Я обязательно приду. Я не забуду, — пообещал Виктор, вставая, и добавил: — А Люсиль приедет из Вассара?

— Да, надеюсь. Почему ты спрашиваешь?

— Просто интересно, сэр. Всего доброго и спасибо за ссуду.

Он покинул кабинет и вышел на улицу.

— За Виктора! — С этими словами доктор Диффата поднял стакан кьянти, и около дюжины других итальянцев, сидевших за обеденным столом в доме доктора, встав, присоединились к его тосту. — За нашего жильца, который прекрасно говорит по-английски, который помог Сальваторе взять в банке ссуду!

— Салют! — хором крикнули остальные и выпили.

У Виктора, сидевшего между Джанни Диффатой и его отцом, хватило такта вести себя скромно. Но он был доволен.

Когда все сели, он поднялся и оглядел стол. Среди гостей были: Сальваторе Вольпи, маленький жилистый человечек, пьяный не столько от вина, сколько от радости по поводу получения ссуды; рядом — такая же жилистая жена Вольпи Тереза; за ней дородный, с огромными кулаками, Пауло Назоне из Неаполя, владелец маленькой строительной фирмы; его жена, толстуха Аннунциата, которая весь обед бросала на Виктора чересчур ласковые взгляды; падре Луиджи Санторе, пастор маленькой церкви Святой Розалии возле военной верфи, расположенной в самом сердце бруклинской Маленькой Италии; professore [20] Профессор (ит.). Примо Гонзага, кругленький преуспевающий адвокат, чей интерес к улучшению финансового положения его друзей-иммигрантов носил отнюдь не бескорыстный характер, поскольку бедные не могут оплачивать услуги адвокатов; его жена Каролина и двое друзей Джанни — девятнадцатилетний Марко Фоско и семнадцатилетний Малыш Винни Тацци. Все они ели в изобилии приготовленную превосходную стряпню миссис Лукарелли и пили много кьянти доктора Диффаты.

— Друзья мои, — обратился к собравшимся Виктор. — Я не мастер произносить речи. Поэтому скажу Сальваторе только одно: пусть процветает твоя бакалейная лавка!

Он поднял стакан, и все присутствовавшие воскликнули хором:

— Buona fortuna [21] Счастливо (ит.). !

Сальваторе опять вскочил, на этот раз бросившись, огибая стол, к Виктору.

— Друзья! — закричал он по-итальянски. — Пусть все знают! Я, Сальваторе Вольпи, никогда не забуду, как мне помог ты, Витторио! Никогда! Если тебе понадобится моя помощь, скажи, что я могу для тебя сделать, и я сделаю это. Все, что угодно! Сальваторе Вольпи честью клянется: все, что угодно!

Подойдя к Виктору, этот бакалейщик из Калабрии, которому был тридцать один год, к смущению юноши, поклонился ему, потом обнял и расцеловал.

— Чертов герой, — ухмыльнулся Джанни Диффата, идя с Марко Фоско, Малышом Винни Тацци и Виктором по освещенной газовыми фонарями улице. Когда обед закончился, Джанни уговорил Виктора пройтись с ними за компанию. Вечер был по-весеннему ясен и прохладен, и Виктор ничего не имел против прогулки на свежем воздухе. Но Джанни Диффата не привык разгуливать без цели. «Интересно, что он задумал», — терялся в догадках молодой сицилиец.

— Professore уже поговаривает, что тебе надо заняться политикой, — продолжал Джанни по-итальянски. — Как тебе это, Марко: наш Виктор — конгрессмен или даже президент?

— Да, — согласился Марко, здоровенный сын булочника, даже после бритья выглядевший заросшим щетиной. — Президент Виктор Декстер. Будет всех кормить салями в Белом доме.

Трое юношей рассмеялись, но на лице Виктора появилось скучающее выражение.

— Во-первых, — сказал он, — политика меня не интересует. А во-вторых, даже если бы интересовала, я не смог бы стать президентом, потому что родился в другой стране.

— Тогда поменяй этот проклятый закон, — предложил Джанни.

— В-третьих, тебе следует говорить по-английски.

— Я люблю говорить по-итальянски. Ты мог бы перестать меня воспитывать.

— Уже перестал. А в-четвертых, я устал и хочу спать. Я возвращаюсь назад.

— Нет, не возвращаешься, — возразил Джанни, беря его за руку, — у нас с Марко и Малышом Винни свои планы на этот вечер.