Фред Стюарт - Век

Это была чертовски трудная зима, и Фаусто чувствовал себя уставшим, выжатым и выпотрошенным. Кончив бриться, он оглядел себя в зеркале и поморщился. Он выглядел старым. Он действительно стал старым. Он помнил времена, когда зеркало было его лучшим приятелем. Теперь все зеркала в доме стали его врагами. Они отражали замедленное приближение смерти.

В девять часов Фаусто, выбритый, искупавшийся и одетый в свою фашистскую форму, приехал на площадь Колонна. Взвод Фашистской республиканской национальной гвардии с оружием окружил храм Санта Мария делла Пьета, но не было никакой необходимости сдерживать людские толпы. Площадь была пуста, если не считать нескольких прохожих и лоточников с ручными тележками. Это был показатель как полного отрицания фашизма римлянами, так и патетической глупости этого митинга. Фаусто предъявил документы, получил пропуск и вошел в церковь.

Она была маленькой, и тем не менее стареющие фашисты едва заполнили ее. Он узнал Джузеппе Пиццирани, вице-секретаря партии; шефа Римской провинции Эдуардо Салерно и еще нескольких человек, которые действительно были с Муссолини двадцать пять лет тому назад, когда он и сто пятьдесят его сторонников собрались в послеобеденное время на площади Сеполеро в Милане и, до некоторой степени случайно, придумали фашизм. На церковном алтаре лежал большой лавровый венок, перевитый лентой с полосами официальных цветов римского флага с надписью: «Фашистская республиканская партия». Занимая свое место, Фаусто кивнул знакомым. Он увидел Альбертелли, сидящего рядом со своим боссом, квестором Рима Пьетро Карузо, сорокачетырехлетним неаполитанцем, похожим на обезьяну, который происходил из семьи, где отмечались психические отклонения. «Прекрасный шеф фашистской полиции», — подумал Фаусто, когда кивнул им. Карузо взглянул на него сердито, но Альбертелли ответил кивком головы. Затем началась служба.

После окончания службы, когда Фаусто покидал церковь, Альбертелли схватил его за руку.

— Ты пришел, — сказал он. — Хорошо.

— Я ни за что не мог пропустить это, — съязвил Фаусто. — Я буквально заливался слезами.

— Шутники в наше время в Риме долго не живут. Послушай, я приглашен на обед в «Эксельсиор» с полковником Каплером и генералом Мальцером. Генерал хочет, чтобы ты пообедал с нами.

Фаусто взглянул на него с подозрением:

— С чего бы это генерал Мальцер пожелал отобедать с мужем еврейки?

— Будь ты умнее, бросил бы ее много лет назад.

— Но так случилось, что я люблю ее.

— Это твоя ошибка, а не моя. Как бы то ни было, а генерал хочет, чтобы ты присутствовал на обеде, так что приходи. Не перечь «королю Рима». Обед будет в честь фюрера. Потом мы прогуляемся к министерству корпораций. Квестор собирается повести нас на церемонию присяги партии самому дуче. Это должно быть очень трогательно.

— Если это и затронет что-то, то только мое пищеварение.

Альбертелли пристально посмотрел на него:

— Ты глупый человек, Спада. Будь в «Эксельсиоре» в час.

Он оставил Фаусто и сбежал вниз по ступенькам храма.

С утра было прохладно, и над городом висела дымка, но, как только мартовское солнце взошло на безоблачном небосклоне, воздух прогрелся. К полудню, когда Росарио Бентивенья, которому на вид можно было дать двадцать один год, усаживал свою подружку Карлу Каппони за столик на тротуаре в траттории «Дрехер», он, бывший студент медицинского факультета Римского университета, заметил термометр на стене. Термометр уже показывал плюс двадцать шесть. Росарио, известный среди подпольщиков как «Паоло», сел между Карлой и физиком по имени Джулио Кортини. Четвертой за столом была жена Кортини. Траттория «Дрехер» — шумное место на площади Дей Сан-Апостоли — считалась относительно безопасным рестораном для Гапписти, а все четверо за столом были Гапписти. Росарио за два месяца до того участвовал в студенческой демонстрации против немцев и итальянских фашистов. В результате учебные заведения закрыли, и большинство студентов присоединились к подпольщикам.

Все четверо ели в напряженной тишине, полностью отдавая себе отчет, что это мог быть последний ленч в их жизни. После ленча они пошли в сторону дома сорок два на улице Марка Аурелио, где они, скрываясь от эсэсовцев, жили в маленькой комнате в подвальном помещении жилого здания, предназначенного для людей среднего достатка. Здесь Росарио переоделся в одежду уличного уборщика. Кортини, физик, проверил бомбу, которую он изготовил вместе с женой из двенадцати килограммов тротила, заложенных в обрезки стальной трубы. Очень осторожно они вынесли бомбу наружу, туда, где стояла украденная в городском хозяйстве тележка для мусора, и положили бомбу в нее. Взгляд Росарио на мгновение задержался на тележке, затем он повернулся и поцеловал Карлу.