Вскоре после начала войны княгиня Сильвия предложила итальянскому правительству превратить ее дворец на улице Корсо в госпиталь для раненых солдат. Правительство, ощущавшее острую нехватку медицинских учреждений для лечения все возрастающего числа раненых, с готовностью приняло это предложение, тем более что княгиня сказала, что оборудует госпиталь за собственные деньги. Сто пятьдесят кроватей были привезены в старинное здание, из них сотню поместили в мраморной галерее. Тем временем княгиня обратилась к жительницам Рима с призывом записываться добровольно в сестры милосердия, чтобы помогать нанятым ею сестрам-профессионалкам. Результат был ободряющий: пятьдесят римлянок в возрасте от восемнадцати до шестидесяти лет соглашались на эту работу, и женщины из высшего света опоражнивали судна и мыли полы рядом с домохозяйками, секретаршами и ассистентками дантистов. Среди ужасающего беспорядка, непрофессионализма и коррупции, отличавших итальянскую военную систему, госпиталь княгини Сильвии был одним из немногих образцов чего-то, что работало на самом деле.
В один из первых дней ноября она сидела в вестибюле и вместе с тремя другими женщинами сматывала бинты, когда открылась парадная дверь и на пороге показался молодой офицер.
— Фаусто! — воскликнула княгиня, роняя бинт.
— Мама! — Он протянул к ней руки.
Она кинулась к сыну. Начались объятия, поцелуи, смех.
— Ты не ранен? С тобой все в порядке? — спросила Сильвия.
— Да, у меня все хорошо, только похудел немного. Командование дало мне месяц отпуска после моего героического побега из германского плена.
— Так ты был в плену?
— Да. Но они не могли удержать Фаусто Спада. Я убил десяток немцев голыми руками, украл аэроплан и перелетел через линию фронта, обретя свободу!
— Ты врешь.
— Да, совсем чуть-чуть. Это было интересно, позднее я расскажу тебе, что случилось. Как госпиталь?
Он ощутил запах дезинфицирующего раствора, подойдя к двери. Посмотрел на длинную галерею, где вдоль стен сейчас стояли кровати. Он вспомнил те многочисленные праздничные балы, что проходили когда-то в этой изысканной галерее, и зрелище раненых, часть из которых молча сидела на кровати, а другие спали, показалось ему гнетущим.
— Все кровати заняты, — сообщила ему мать. — И у нас еще есть список ожидающих места. Ох, Фаусто, сколько страданий вокруг! Сколько страданий!
Он посмотрел на мать — у той было изможденное лицо.
— А как ты? Ты-то в порядке? Ты выглядишь усталой.
— Да, я вымоталась. Но держусь.
— А как Тони?
— Он очень помогает нам. Он будет в восторге, когда узнает, что ты дома.
Фаусто глянул через плечо на стол, за которым сестры милосердия продолжали сматывать бинты, наблюдая за встречей матери и сына. Одна из них привлекла его внимание.
— Мамочка, — спросил он вкрадчиво, — кто эта сестра? Вон та, хорошенькая, слева?
Мать обернулась:
— О, это Нанда Монтекатини, дочь Паоло Монтекатини. Ты знаешь его, он ювелир. Очень милая девочка. Хочешь, чтобы я представила тебя ей?
— Я бы не возражал против этого.
— Знаешь, она еврейка. Или наполовину еврейка, по отцовской линии. Мать ее католичка.
— Ну и что? А я наполовину атеист по отцовской линии. Из нас выйдет интересная пара.
Сильвия подвела его к столу:
— Нанда, дорогая, это мой сын. Он просил представить его вам.
Фаусто поцеловал руку девушки, не отводя взгляда от ее темно-каштановых волос и больших карих глаз.
— С приездом, лейтенант, — сказала она.
— Спасибо, синьорита. — Он произнес лишь эти слова, но его мысли были ясно написаны на лице. Когда речь шла о женщинах, утонченность не входила в число достоинств Фаусто.
Мать повела его по галерее, и раненые провожали их глазами. Смерть витала в этой старинной галерее: Фаусто почти физически ощущал ее. Люди с ампутированными конечностями, жертвы газовых атак; он увидел человека, у которого часть лица была просто снесена осколком снаряда, и его единственный глаз — островок мучительно страдающего разума в море бинтов — смотрел на Фаусто с завистью, горечью и болью… Проходя мимо кроватей, княгиня Сильвия говорила несколько слов каждому из раненых, однако многие из них были слишком слабы или подавлены, чтобы ответить ей.
— Вот это американец, — шепнула сыну княгиня. — Он добровольно вызвался водить армейскую санитарную машину и в прошлом месяце был отравлен газами. Потерял зрение, но мы считаем, что он сможет его восстановить. Тони приходит сюда каждый день, беседует с ним и молится за него. Его зовут Джонсон. — Она подошла к кровати, наклонясь над молодым человеком с забинтованными глазами.
Читать дальше