Отто Штайгер - Избранное

Мы обступили доктора Штрассера плотным кольцом в ожидании, что же ответит засевший в хижине итальянец. Но никакого ответа не последовало. Один из нас, кажется Мартин Финк, сказал:

«Он не будет мешкать и попытается удрать. Они всегда так поступают, причем когда от них меньше всего этого ожидают. Я часто наблюдал».

«Нас он не застанет врасплох», — заметил Штрассер.

«Сильвио надо будет связать, — проговорил Мартин. — Ведь если он сбежит, то наверняка окажет содействие итальянцу. Тогда плакали наши денежки, и мы останемся в дураках».

«Но только до тех пор, пока Каневари не будет в наших руках», — добавил Штрассер.

Я молчал, потому что возражать было бесполезно. Они ведь даже не стали бы меня выслушивать, а мое мнение только бы насторожило их. Поэтому я предпочел молчать, хотя и был не согласен.

Сильвио стоял на том же самом месте, прислонившись спиной к дереву.

«Ну-ка, сядь на землю!» — скомандовал Штрассер.

Сильвио подчинился. Они связали ему руки, зацепив веревку за ствол дерева.

«Сам виноват, — сказал Штрассер. — В принципе я против такой меры. Но мы не можем рисковать, ведь ты не упустишь случая помочь итальянцу, если тот попробует сбежать. Ты будешь связан до тех пор, пока это необходимо».

Сильвио не сопротивлялся. Он даже добровольно отвел руки назад, причем на его лице не отражалось ни возмущения, ни унижения. Ребята снова устремились к хижине, и я остался один около Сильвио. Мне было очень неприятно видеть, как он на корточках сидит передо мной, руки за спиной, да еще привязаны к дереву.

«Может, тебе принести попить?» — спросил я его.

«Нет, — ответил он. — Я не хочу пить».

«Или что-нибудь поесть? Или дать закурить?»

«Не надо ничего».

Весь страх его улетучился. Он словно не видел меня, его взгляд был устремлен куда-то в пустоту, и я перестал для него существовать. По этому взгляду я понял, что он разочарован во мне. Может, даже более чем разочарован. Мне хотелось объяснить ему, что было бы бессмысленно и даже глупо вступаться за него.

«Ты должен меня понять…» — начал я.

«Конечно, я понимаю», — прервал он меня.

«Ну, вот и хорошо».

«Но хуже, что ты так ничего и не понял».

— А что он имел в виду? — спрашивает Карин.

— Тогда я это еще не очень понимал. По крайней мере, не так, как сегодня.

— Итак, Штрассер крикнул еще раз: «Эй, Каневари! Выходи! Даем тебе еще пять минут на размышление. Если через пять минут не сдашься, будем брать дом штурмом. Тогда уж не взыщи, если придется применить силу. Сам виноват».

Я надеялся и, наверно, все надеялись, что Каневари не пожелает сдаться. Тогда мы будем штурмовать дом, чтобы захватить итальянца на месте. Потом я оставил Сильвио одного и пошел к остальным.

— И как ты мог оставить его одного? — спрашивает Карин.

— Как, как? Всегда один и тот же вопрос. Да я и сам не знаю как. Просто пошел к остальным. Я ведь стараюсь честно рассказать тебе все как было, хотя мне это не просто. О некоторых вещах я предпочел бы не говорить. Вот так. Пожалуйста, чай.

— Потом ты собираешься продолжить красить?

— Нет. Больше не собираюсь.

— Если хочешь, мы могли бы немного поплавать в бассейне у меня дома.

— Не стоит, пожалуй. Я не хотел бы купаться в вашем бассейне.

— Почему? Тебе не нравится наш бассейн? Или потому что Артур позволил себе несколько идиотских замечаний?

— Я еще ни разу не видел ваш бассейн вблизи, поэтому мне трудно сказать, нравится он мне или нет.

— Или ты боишься встретить там мою маму и бабушку? Они там бывают только до четырех часов. Потом пьют чай, а потом у мамы встречи в разных обществах. У бабушки свои дела. Массаж или что-нибудь в этом роде. Поэтому мы будем там одни.

— А Артур?

— Сегодня после обеда он с кем-то играет в теннис. Кажется, отборочная игра за выход в более высокую группу. В любом случае для него чрезвычайно важное событие. Сегодня на обед он ел только салат. А ты играешь в теннис?

— Нет.

— Почему?

— Иногда ты задаешь такие вопросы, что остается только пожимать плечами.

— Ты прав, — говорит Карин. — Иногда я действительно задаю глупые вопросы.

— Я не играю в теннис, потому что у меня нет ракетки, нет теннисных туфель и мяча. Потому что я не член клуба и у меня нет на это времени. Дело в том, что по вечерам я вынужден продавать газеты.

— Я знаю. И сколько ты за это получаешь?

— Десять франков за вечер.

— А сколько времени ты работаешь каждый вечер?

— Это зависит от того, как быстро я распродам газеты. В общем, час-полтора.