Дмитрий Каралис - В поисках утраченных предков (сборник)

«Почему? Это свежее!» — глумливости во взоре поубавилось, по лицу скользнула легкая тревога.

Медведев затянулся сигаретой и выпустил дым рядом с животом официанта: «Я не хочу это обсуждать. Приготовьте свежий. — Он поднял на него глаза и помолчал. — Побыстрее…»

Фыркая и пожимая плечами, официант унес тарелку — было видно, как он возвращает ее поварам и картинно разводит руками.

Укрощение официанта продолжалось.

«Горчит… Слишком сладкое… — Медведев с Оксаной пробовали вина и морщились. — Принесите другое… Нет, «метаксу» не надо, спасибо… Вот это, кажется, неплохое. Правда? Налейте даме бокал. А мне полбокала белого, вот этого». За дальним столиком стало тихо, на них оборачивались. Оксана сидела с невозмутимостью королевы, ждущей пожилого дворецкого, надевающего в своей комнате камзол.

«Благодарю», — кивнула она, поднимая наполненный бокал.

Официант ушел за стеклянную перегородку и стал делиться переживаниями с барменом, зевающим на экран телевизора.

— Ну-ка, покажи, сколько тебе налили? Сто граммов есть?

— Девяносто восемь. — Медведев поднял светящийся бокал. — Двух граммов не хватает до пусковой дозы.

— Долить? — Оксана мягко чокнулась и с улыбкой задержала руку.

— Не надо… — Медведев вдохнул аромат вина. — За здоровье героини моего рассказа! За тебя!

— Рассказа?

— Да. — Медведев пригубил вино и поставил бокал на скатерть. — Возможно, я буду писать о тебе рассказ. Ты не возражаешь?

Оксана сделала глоток и с веселым изумлением покосилась на Медведева:

— Не возражаю. А что ты будешь обо мне писать?

— А все и буду, что расскажешь. Про тебя, про Матвеича, про маму… — Медведев принялся раскладывать салат — огурцы исходили слезой, помидоры сверкали свежими срезами. — Мне особенно Матвеич ваш понравился. Славный типаж!

— Слушай, я тебе сейчас расскажу, как он в Гомеле женщину завел, когда могилки ездил красить! — Оксана отвела его руку. — Мне хватит, ешь сам… Вот, слушай. Поехали они однажды с мамой в Прагу за покупками. Матвеич походил с ней по универсаму и говорит — я устал, буду тебя в машине ждать. Мама выходит из магазина, ищет Матвеича — а он по автомату разговаривает, соловьем заливается. Мама послушала и все поняла… Приехали, мама поднялась ко мне на кухню — лица на ней нет. Сгорбилась вся, состарилась. Сидит, плачет. Брат пошел к Матвеичу: «Матвеич, вы что, нас за дураков держите?» Так Матвеич на нас бочку покатил: «А вы думали, я не живой человек, вы думали, Матвеич уже умер? Да? Так вы ко мне относитесь. Хороши родственнички! Я их семье последнее здоровье отдал, палец пилой отрезал, а они желают, чтобы я скорее умер…» Вот так все вывернул. А что маме остается делать? Простила. Он на десять лет ее моложе, двадцать лет прожили…

Они похрустели салатом, дружно похвалили сочную брынзу. Оксана отложила вилку:

— Ты ешь, ешь… Я пока буду рассказывать. Не возражаешь?

— Давай! — Медведев быстро вылавливал черные шарики маслин и кусал от пучка зелени, свернутого им в трубочку.

— Вот слушай! Жили мы еще в Белоруссии, муж решил заняться бизнесом — поехал в Польшу, повез пятнадцать литров спирта. Приехал и без денег и без спирта. Еще и женщину завел, нашу. Там, видно, и познакомились. Однажды звонит: «Виктора Григорьевича, пожалуйста». — «Виктора Григорьевича, — говорю, — нет дома». — «Ах, извините». — Вешает трубку. Приходит муж, я ему говорю: «Тебе какая-то мадам звонила». Он глаза в кучку — я все поняла. Хоть бы научил ее — если жена подойдет, спросить Машу или Глашу, или аптеку.

— А что, ему женщина позвонить не может? — заступился Медведев, накалывая на вилку ломтик помидора. — Дела какие-нибудь. Мне часто звонят…

— Тебе, может, и звонят по делам, а какие у него дела могут быть, кроме этих?

— Не пойман — не вор, — пожал плечами Медведев и приподнял бокал. — Твое здоровье!

— И тебе не хворать… — Оксана пригубила. — Мне его и ловить не надо — я и так все чувствую.

— А выходила замуж — любила? — Медведев сделал вид, что не замечает назойливого взгляда официанта, вышедшего к дверям и пытающегося, словно он был глухонемой, с помощью жестов вызнать, не пора ли подавать креветки.

— Да, по любви. Он же такой здоровый, красивый был. А потом стал опускаться. Все от безделья… Приходит как-то меня на аэробику встречать, а мне говорят: «Там за тобой папа пришел…»

Оксана отодвинула тарелку. Они помолчали. Официант, привстав на цыпочки и приложив козырьком руку, выглядывал, что происходит на столе. Медведев кивнул. Приплыли креветки в сладчайшем соусе фальшивой улыбки — мир, дружба между народами, чего изволите? Вкусно запахло морем, укропом, распаренным рисом, свежим лимоном…