Лия Флеминг - Ласточки

Она – его Мадди. Его друг. Первое доброе дело, которое он сделал на том вокзале много лет назад, когда Плам доверила ему найти ее. Глория была прелестна, живая, задорная и очень забавная. Она не изменилась. Так же старается влезть в любую компанию, хорошенькая, с соблазнительной фигурой. Словом, почти неотразимая… но она не Мадди. С ней не стыдно показаться на людях, она ближе к его классу, чем молодая леди из Бруклин-Холла, но Мадди…

Почему он так рассержен и встревожен? Он приехал сюда не для того, чтобы всколыхнуть прошлое. Но воспоминания детства не давали покоя. Воспоминания об одиночестве и желание иметь свою семью.

Афтоны были добры к нему, но только работа заставляла забыть об одиночестве; она давала удовлетворение, помогала гордиться собой. Друзья Беллы и Алекса – не его поля ягоды. Слишком много денег, да и жизни они не знали – сплошное баловство.

Это возвращение напомнило ему, как он был беден, одинок, что он сирота и сколько в жизни потерял. «Олд Вик» подарил ему нечто вроде семьи, как и армия, и пребывание у Афтонов. Но он не принадлежал Бруклину, как бы ни была радушна с ним миссис Плам.

Он должен забыть об этой сентиментальной чепухе. Настала пора хватать свой шанс, повеселиться и оставить прошлое позади… но что ему делать, если рядом не будет Мадди Белфилд?

Мадди проснулась вся в поту. Ей снились кошмары: взрывы и вокзалы, где она стояла, пытаясь поймать поезд, куда ее не пускали. Ее насильно завезли куда-то далеко, и она не могла добраться домой к Плам и Монти. Конюшни горели. Монти был заперт внутри, и она не могла его спасти. Она рвала простыни и проснулась, задыхаясь и ловя губами воздух. И, вскочив, села. Где она?

Но тут Мадди вспомнила воскресный вечер. Она в полной безопасности, в голубой гостевой спальне. За двадцать четыре часа все разительно изменилось, ее чувства в смятении, и это из-за Грега.

Он появился неожиданно и потряс ее до глубины души. Наверное, это шок оттого, что он так вырос, так красив и мускулист в своем кожаном костюме. Именно таким она увидела его на снегу. И почти ощущала его запах, как лошадь чует страх, опасность или влечение.

Ее одолевали настороженность, неуверенность и смущение. Хотелось покоя и безопасности. Когда-то давно, с Дитером, Мадди позволила своим эмоциям взять верх, и что из этого получилось! Такое не должно повториться. Но было что-то в его походке, длинных ногах, осанке, поведении такое… что было трудно игнорировать. Он словно жеребец, выпущенный в табун племенных кобыл, и от этого ее бросало в жар.

Тетя Плам весь вечер допрашивала Грега, а Марри буквально развесили уши, слушая его рассказы о путешествиях по Европе. Грег спрашивал о Плезанс, стариках, Батти и других эвакуированных так, словно это действительно его интересовало. Они говорили о его письмах и ужасном марше через Северную Францию.

Она видела, как туманились его глаза, когда он говорил о войне. Очевидно, Грег многого недоговаривал. Все завороженно смотрели на него, их Грега, вернувшегося с войны.

Глория сидела, обхватив руками колени, с обожанием глядя на его лицо в отблесках огня, безмолвно призывая восхититься такой преданностью.

Но Грег все время посматривал на Мадди, а она отвечала тем же, словно сигнализируя, что хочет остаться с ним наедине. Она чувствовала, как нервничает Грег, понимала, что за бравадой скрывается страх.

Он вел тяжелую жизнь солдата и теперь намеревался выковать новое будущее. Мадди ощущала его внутреннюю борьбу. Это деньги Чарли позволили ему участвовать в гонке. Кто она такая, чтобы относиться высокомерно к его усилиям? У него не было ее преимуществ, и это делало Грега в ее глазах еще сильнее.

В конце концов, она всего лишь модель, вешалка, показывает дорогие наряды женщинам, у которых больше денег, чем ума. В ее работе нет ничего хорошего, и все же были люди, восхищавшиеся ее лицом и фигурой. Ни то, ни другое не было ее заслугой. Всего лишь игрой природы. Врачи исправили только глаз.

Она показывала одежду, благодаря худобе и росту. Мадди только подчеркивала особенности фасона. Не более того. Она всего лишь кукла, которую людям нравится наряжать. Она не сражалась на Рейне под пулеметным огнем и шрапнелью. Не видела, как тела друзей разлетаются на куски, не голодала в разоренных войной городах.

Они пережили войну в более комфортных условиях, хотя она потеряла семью. У Грега не было семьи, по которой можно было бы скорбеть. Теперь война казалась странным, нереальным сном, покоившимся в глухом уголке ее памяти.