Ян Флеминг - Квант спокойствия

Ян ФЛЕМИНГ

КВАНТ СПОКОЙСТВИЯ

Джеймс Бонд сказал:

- Я всегда думал, что если когда-нибудь и женюсь, то женюсь на стюардессе.

Обед был достаточно скучный, и теперь, когда два других гостя ушли в сопровождении своих людей, чтобы успеть на самолет, губернатор и Бонд остались одни в большой гостиной административного здания, меблированной мягкой мебелью. Они пытались завязать разговор. У Бонда было острое ощущение нелепости происходящего. Ему всегда было неудобно сидеть на мягких подушках. Он предпочитал сидеть в кресле, обитым чем-нибудь жестким, ногами упираясь в пол. И он чувствовал себя глупо, сидя со старым холостяком на этом диване из розового ситца, уставившись на кофе и ликеры, стоящие на низком столике между их вытянутыми ногами. Было в этой ситуации что-то излишне приятельское, интимное, даже женское, а потому и неуместное.

Бонд не любил Нассау. Все там были слишком богаты. Зимние гости и местные жители, которые имели свои дома на острове, говорили только о деньгах, своих болезнях и о проблемах с прислугой. Они даже не умели как следует посплетничать. Не о чем было сплетничать. Все это зимнее сборище было слишком старым для любовных дел и, как большинство богатых людей, слишком осторожным, чтобы сказать какую-нибудь глупость о своих соседях. Миллеры, пара, которая только что ушла, были типичными - приятный, но скучноватый канадский миллионер, который давно начал бизнес по добыче естественного газа и так и остался в нем, и его миленькая болтушка жена.

Она как будто бы была англичанкой. Сидя рядом с Бондом, она оживленно болтала о том, какие спектакли он недавно видел в Лондоне, и не кажется ли ему, что ресторан "Савой Гриль" самое приятное место для ужина. Там можно встретить так много интересных людей - актрис и тому подобное. Бонд приложил все свои усилия, чтобы поддержать разговор, но поскольку он не был в театре уже в течение двух лет, да и в Лондон поехал только потому, что туда направился человек, за которым он следил в Вене, ему пришлось положиться на свои давнишние воспоминания о ночной жизни Лондона, которые как-то не вязались с воспоминаниями миссис Гарвей Миллер.

Бонд знал, что губернатор пригласил его на обед по долгу службы. Бонд был в колонии уже неделю и на следующий день собирался уезжать в Майами. Это была обычная работа по расследованию. Оружие поступало к повстанцам Кастро на Кубе со всех соседних территорий, в основном из Майами и через Мексиканский пролив, но когда американская береговая охрана захватила две большие партии, сторонники Кастро обратились к Ямайке и Багамским островам как возможным базам. Бонда направили из Лондона, чтобы положить этому конец. Ему не хотелось выполнять это задание. Дело в том, что лично он симпатизировал повстанцам. Но у правительства была большая программа по закупкам кубинского сахара, причем в количествах, больших, чем хотелось бы экспортировать Кубе, и при одном небольшом условии: Великобритания не должна была оказывать помощь или содействие кубинским повстанцам. Бонд узнал о двух больших морских судах, оборудованных для этой работы, и чтобы арестами не вызвать инцидента, темной ночью пробрался к ним на полицейском катере. С палубы неосвещенного катера Бонд забросил на каждое судно через открытые иллюминаторы по термитной бомбе и, отплыв быстро и на большой скорости, наблюдал за пожаром на расстоянии. Конечно, страховым компаниям не повезло, но все обошлось без человеческих жертв, и он быстро и аккуратно сделал то, о чем ему говорил М.

Насколько Бонду было известно, никто в колонии, кроме шефа полиции и двух офицеров, не знал, кто вызвал эти два эффектных, а для тех, кто знал своевременных пожара на рейде. Бонд докладывал только М, в Лондон. Он не хотел ставить губернатора в неловкое положение - по мнению Бонда, его можно было легко смутить. Действительно, было бы неразумно рассказывать ему о преступлении, которое могло стать предметом обсуждения в законодательном совете. Но губернатор был не дурак. Он знал о цели визита Бонда в колонию, и в тот вечер Бонд почувствовал в губернаторе, по его скованной улыбке и какой-то защитной реакции, неприязнь миролюбивого человека к насилию.

Все это не могло не оказать влияния на ход обеда, и потребовались значительные усилия, фонтан слов со стороны трудолюбивого помощника, чтобы вечер хоть как-то получился.

Теперь было 9.30, и губернатору и Бонду нужно было провести по этикету вместе еще один час, прежде чем они могли уйти спать с благодарностью и утешительной мыслью, что больше они никогда не увидят друг друга.