Зарин Андзор - Караван в горах. Рассказы афганских писателей

Я спросил у Индзыра, что с ними.

— Это так на них действует Гиндукуш. В таких случаях надо дать пострадавшим поесть, другого средства мы не знаем.

Вдруг Индзыр крикнул:

— Аслам, друг! Посмотри на вершины гор!

Я посмотрел и ужаснулся: густые черные тучи скрыли вершины, с быстротой волн у разбитого корабля, клубясь, устремились вниз, нам навстречу, и окутали нас. Поднялся сильный ветер, начался снег. Стало темно. В нескольких шагах уже не видно было дороги. Вой и свист ветра нагоняли страх, как сигнал тревоги на терпящем бедствие корабле. Крики женщин и плач детей тонули в стонах и завываниях бури. Гиндукуш рассвирепел. Чтобы устоять перед ветром, люди крепко прижались к лошадям. Индзыр, закутав рот и нос, взЯл моего коня под уздцы и пошел следом за своим черным псом. Темнота стала непроглядной. Я с трудом различал впереди Индзыра, казавшегося во мраке каким-то пятном. О других путниках я ничего не знал.

Время от времени Индзыр останавливался, оборачивался и шел дальше за своим черным псом. А буря все усиливалась, как будто темные силы ада разбушевались над Гиндукушем. Теперь Гиндукуш был совсем не таким, как несколько часов назад. Все перемешалось: скалы, камни, горы. Ветер сбивал с ног моего коня, и он то и дело останавливался. Я потерял ориентацию, не знал, в каком направлении мы идем, по какой дороге. Руки и ноги онемели от холода. Все меньше оставалось надежды добраться до какого-нибудь жилья. Мысль о смерти постепенно овладела мною. Я уже не думал ни об Индзыре, ни о своих спутниках. Проходил час за часом, а мы все шли и шли по узкой скользкой тропе на краю глубоких пропастей и расселин. Мой конь то спотыкался о камни, скрытые снегом, то проваливался в сугробы, и только Индзыр спасал меня от смерти. Мы уже преодолели несколько перевалов и теперь спускались вниз по прямой тропке, стараясь не наступать на большие подвижные камни, которые могли увлечь нас в пропасть. Вдру| послышался страшный грохот. Индзыр замер на месте, выпустив из рук повод моего коня и отскочил в сторону. В то же мгновенье в трех шагах от меня лавина камней и снега поползла вниз, в бездну. От камней, которые сталкивались друг с другом, во все стороны летели искры и вся эта грохочущая, искрящаяся масса устремилась к подножию Гиндукуша, сотрясая гору и преградив дорогу. Несколько секунд я, оцепенев, сидел на своем полуживом от страха коне, пока не появился Индзыр, весь в снегу. Он знаком дал мне понять, что связь с остальными прервана и что несколько человек сорвались в пропасть. Чувство страха и безнадежности с еще большей силой овладело мною. Я почувствовал слабость во всем теле и почти ничего не видел. Вспомнил дом, детей, друзей и родных, их любовь, подумал о совершенных грехах и расплате за них после смерти. К действительности меня вернул Индзыр. Он велел мне спешиться, потому что конь мой совсем выбился из сил и дрожал. Но я не двинулся с места. Тогда Индзыр схватил меня и стащил с коня. Затем достал из хурджина[ Хурджин — большой мешок, перебрасываемый обычно через седло вьючной лошади.] одеяло и укрыл коня. Мы брели неизвестно куда среди мрачных черных туч, гонимые бешеным ветром.

Мы чувствовали себя такими маленькими, такими беспомощными перед разгневанным Гиндукушем и разбушевавшейся стихией — каплями в бурном море. Индзыр шел, низко опустив голову, я плелся за ним, словно в забытьи, и вдруг нечаянно налетел на него. Остановился, огляделся кругом. Мы попали в узкую долину, заваленную снегом. Пробиться через эту снежную стену было не так-то легко. Погонщик внимательно осматривал гору. И тут меня осенило, я подумал, что это та самая гора, о которой говорил Пиру Лала. Мы должны были ее обогнуть слева и выйти на охотничью тропу. Как жаль, что Пиру Лала не с нами. Он спас бы так нелепо погибших людей, среди которых были совсем молодые, женщины, дети. Одного его взгляда было достаточно, чтобы сотворить чудо. Он вырвал бы нас из свирепых лап ветра и снега. Он, видно, надеется, что Индзыр доведет людей до стоянки, и ждет его в условленном месте. Напрасно. Даже славный, гордый Гиндукуш не скажет Пиру Лала, где караван, что с ним стряслось. Долго будет горевать Пиру Лала о своем молодом друге Индзыре, станет бродить по горам, в поисках его тела, но снежные сугробы не раскроют ему своих тайн. Пожалеет он и путешественников, но сделать уже ничего не сможет. Разве что расскажет о случившемся другим погонщикам и путешественникам. И тогда кто-нибудь уронит слезу или свистнет в знак печали. Нас будут оплакивать наши дети, но мы этого не узнаем. Мир по-прежнему будет существовать, а мы навсегда останемся среди снегов свирепого Гиндукуша.