Зарин Андзор - Караван в горах. Рассказы афганских писателей

Гатоль сильно исхудал, его голова, обритая наголо, казалась очень маленькой. Торчавшие из-под одеяла ноги были нездорового, землистого цвета. Увидев меня, он заулыбался, но подняться у него не хватало сил. Мы расцеловались, и он принялся болтать с цирюльником. Над его кроватью висел национальный флаг. Гатоль остался таким же непреклонным, как прежде. Он все время смеялся, но сквозь радостное возбуждение проглядывала печаль, таившаяся и в улыбке.

— Ты оказался прав, понадобились врачи. У меня уже все внутренности размякли от бесчисленных уколов и таблеток. Часто вспоминается деревня, вечерний воздух, сырой и холодный, шелест чинары, голоса птиц, доносящиеся с реки.

Я стал его успокаивать:

— Ты скоро поправишься, мы это отпразднуем, устроим козлодрание[ Козлодрание — национальная игра.], ты снова выиграешь.

Мои слова не произвели на него никакого впечатления.

— У меня теперь другие заботы, — произнес он с тяжелым вздохом. — Тохта лежит в земле, что я скажу его матери? Ведь она поручила его всевышнему и мне.

Тохта, наш общий друг, был у матери единственным сыном. Рос он без отца, и Гатоль был ему вместо старшего брата.

Два месяца назад начались бандитские налеты душманов, нарушившие мирную жизнь крестьян. Гатоль с отрядом молодых защитников революции пошел очищать уезд от душманов. В тот день, когда они достигли линии фронта, мать Тохты с Кораном в руках побрызгала на Гатоля водой и сказала ему по-узбекски, что вручает сына ему и аллаху. Гатоль обещал ей сберечь Тохту.

Через месяц пришло сообщение, что в уезд скоро прибудет пшеница из государственного фонда помощи крестьянам. Самый большой в уезде мост через бурную глубокую реку был под угрозой нападения. Гатоль заявил, что его отряд обеспечит защиту моста и караван пройдет благополучно.

Река текла по глубокому ущелью между высоких гор. В пещерах засели душманы. На речных берегах, поросших деревьями и высоким кустарником, Гатоль разместил своих людей. За деревьями располагалось деревенское кладбище.

Душманы пронюхали, что должен прийти караван с пшеницей, и решили взорвать мост. Гатоль со своим отрядом был наготове. Он принял решение не ждать нападения, а атаковать первым и разделил отряд на две группы — одна пошла на гору, другая засела на кладбище и в кустах у реки. Стрельбу Гатоль приказал открыть с горы. Душманы, боясь оказаться в окружении, открыли ответный огонь и стали спускаться к реке.

Завязался жестокий бой. Грохотали снаряды, свистели пули, Душманы стали отступать к кладбищу, тогда бойцы Гатоля ринулись в атаку с другой стороны. Душманы сделали последнюю отчаянную попытку и рванулись вперед.

Из глаз Гатоля выкатились две скупые слезы. Он вздохнул и продолжал:

— Зря отпустил я от себя Тохту. Видя, что побеждаем, Тохта устремился вперед, к кладбищенской ограде.

«Ложись!» — крикнул я. Но Тохта не слышал, а бандиты открыли огонь по нему из трех автоматов. И он погиб в огне, скрючился, упал навзничь и затих.

«Вот вам, проклятые убийцы!» — крикнул я и уложил всех троих.

Затем попросил товарищей отвлечь бандитор, а сам бросился к Тохте. Он был мертв.

Часть моего отряда в это время спустилась с гор и атаковала бандитов. Началась бешеная стрельба. Я взвалил Тохту на плечо и понес, отстреливаясь короткими автоматными очередями. Душманы побежали, но тут я почувствовал, что ноги словно не мои и левая рука не действует. Я уронил Тохту на землю, упал и будто погрузился в сон…

Гатоль улыбнулся. Он не любил рассказывать о себе, и явно чего-то не договаривал, напрасно я старался вызвать его на откровенность. Тут в палату вошел доктор, мой университетский товарищ.

Он хлопнул в ладоши и, посмеиваясь, сказал:

— Нарушаете покой больных. Никакой дисциплины!

Он велел Гатолю отдыхать, и мы вместе вышли из палаты.

— Гатоль — молния, а не человек, — сказал доктор. — Гроза душманов. В ночь, когда прибыл караван с пшеницей, Гатоль не вернулся из боя. Мы нашли его утром. Он лежал без сознания, обняв мертвого Тохту. Гатоль потерял много крови. Как видишь, сейчас дело пошло на поправку. В бреду он продолжал воевать с душманами и просил прощения у матери Тохты. Здесь он все время шутит, смеется, старается приободрить раненых.

Я не раз слышал, как он им говорил: «Пусть только заживут наши раны, мы снова встанем под трехцветное знамя и нанесем бандитам такой удар, что и следа от них не останется. А потом, если бог даст, разойдемся по деревням, вспашем поля, будем их поливать и пропалывать, собирать урожай, молотить зерно». Это человек несокрушимого духа. За полтора месяца он со своим отрядом полностью очистил уезд от душманов. Спас караван с зерном, не дав бандитам взорвать мост.