Войцех Жукровский - Каменные скрижали

И легче легкого представлялось это ему, сидящему, обняв Маргит, на деревянной лестничке в дружественном мраке, хоть знал он, что будет страдать и причинит страдания.

Маргит молча затянулась, потом резким щелчком отбросила папиросу, та рассыпала искорки в песке. И продолжала светиться там красной точкой, раздуваемая неощутимым движением воздуха, словно кто-то подхватил ее и жадно докуривает.

— О чем задумалась? — заставил он ее очнуться, тронув за шею.

— О том, что я все еще с тобой. Что эти дни пронеслись так быстро, у меня чувство, словно меня обманули. Завтра едем обратно, а я все еще… И что я надеялась тут найти? Что ускользнуло из рук?.. — прошептала Маргит, всей ее собранности как не бывало.

— Ты хотела пресечь нити, которыми я связан с родиной.

— И не сумела.

— Сумела. Ты их все преградила собой. Но они опять ожили, хватило одного-единственного разговора.

— С этим венгром-монахом, — в раздумье медленно сказала она. — И мне даже в голову не пришло…

Из-за черных султанов пальм появился краешек луны, полнеба осветилось. Луна поплыла прямо в сторону маяка, словно его мигание неотвратимо притягивало. Помолчали.

— Значит, по-твоему, у меня ничего не вышло?

— Вышло, — с жаром возразил он. — Я твой.

— Ах, если бы это была правда… Ты меня любишь, но я не на первом месте, даже себя ты ставишь впереди: ты человек чести, ты более чем порядочен, у тебя есть взятые обязательства, ты блюдешь закон… Вероятно, я тебя за это и люблю. И хотя мы оба отказываемся это признать, приговор уже состоялся.

— Ты имеешь в виду Дели?

— Да. Ведь ты тянул время. Не хотел решать сам. Ты предпочитал, чтобы решение было принято не нами. Ты молился… и вот добился своего.

— Хоть сто послов мне грози, окончательно решать буду я, — вознегодовал он, ловя воздух. — Это дело только ускорит наш общий отъезд.

— Стало быть, ты уже знаешь, как поступишь? — Маргит смотрела прямо перед собой на белую мельницу маяка.

— И с самого начала знал.

Он ожидал дальнейших вопросов, думал, она будет добиваться правды, но Маргит, опершись на его плечо, напомнила:

— Завтра весь день за рулем. Тебе нужно отдохнуть.

Ее спина под его ладонью была пряма, он проводил Маргит в глубь комнаты, света они не зажгли. Он уловил на слух знакомые шелесты, шаги босых ног, и вот она явилась перед ним из тьмы, беззащитная и нагая. Остановилась, уронив руки, словно охваченная внезапным холодом, он, стоял перед ней на коленях всего в полушаге, но ни малейшего движения она больше не сделала, чтобы сблизиться, чтобы его щека уперлась ей в плоское лоно, а руки охватили бедра.

— Маргит, — прошептал он. — Огонечек ты мой.

От его прикосновения она вздрогнула, прижалась, давя ему губы.

— Утоли меня, словно это последние минуты моей жизни. Словно только то, что ты сейчас мне дашь, останется мне на целую вечность.

— Не говори так, — взмолился он. Его руки, скользнув по ее бедрам, сплелись в тесное кольцо. Она положила ему руки на плечи, ноги у нее подкосились, твердые соски как царапнули, прохладная кожа мягко текла в руках, и вот ее висок в облаке волос лег ему на плечо, лоб вжался в шею, она услышала грохочущий в нем молот, ощутила дрожь. Миг они стояли друг перед другом на коленях, вслушиваясь один в другого, словно кони на пастбище, скрещенные головами, зачарованно глядящие на закатное солнце, только изредка дрожь пробегает по спинам, играя красноватыми бликами.

Когда он высадил Маргит перед солнечным фасадом гостиницы на тенистом бульваре, где тибетки разложили на циновках под деревьями свою свалку редкостей, обломки статуэток, поддельную бронзу и деревянные маски, мальчишки посыльные обменялись радостными возгласами:

— Кумари Уорд. Доктор Уорд.

Они с разбегу били чемоданами во вращающиеся двери, толкая филенки, обитые начищенной до сияния медью. И сразу возникло чувство, что вернулся домой. Вдруг куда-то заспешилось. Плыли городские запахи асфальта, пылищи, накаленных плит тротуара, выхлопных газов и стружки.

Выехал на, смело, с размахом проложенную длинную цепь бульваров. Триумфальная арка — Ворота Индии, розовела на фоне выцветшего неба. Чуть подальше — высокие деревья и полощущие на ветру шатры аттракционов. Там он искал Кришана… Дальше — дорога к посольству, к Юдит, к месту, которое он здесь называл домом.

Удивило, что чокидар не стоит у калитки, а та распахнута. Коза с торчащими в стороны сосцами, задевающими за косматые ножки, посмотрела на Иштвана желтым неприязненным взглядом и продолжала щипать привядшие, давно не политые цветы.