Сергей Залыгин - Тропы Алтая

— Ты нужен здесь. Понятно?

— Понятно. Съезжу и вернусь.

— Это когда же ты вернешься? Завтра?

— Хотя бы и завтра. Когда прикажешь.

— Машина тебя ждать не будет. Отвезет вот ее — и в ту же минуту обратно!

— Вернусь пешком.

— Вот что, — сказал Вершинин-старший шоферу. — Я тебе запрещаю брать в машину лишних людей. Государственный транспорт не для прогулок. Все!

Андрей пожал плечами, нагнулся, натянул голенище одного сапога, потом другого.

— Ты, Рита, поезжай, а часам к двенадцати ночи и я приду туда… — И поднял с земли свой тощий рюкзак.

У Риты на щеках были слезы, и руки тоже в слезах, она на ходу смахивала их и вытирала пальцы о шаровары. Подошла к машине, поглядела на Вершинина-старшего ликующими глазами:

— Большое спасибо, Константин Владимирович! Мне так хотелось побывать в отряде Свиридовой!

— Садись! — сказал Рите Андрей. Сказал сердито и торопливо.

— Сию минуту, Андрюшенька! — ответила она и тут же почувствовала, что ее «это» — с нею.

Ничего ни страшного, ни обидного она больше не переживала — «это» было выше всего, а Вершинин-старший стал как будто слышащим и говорящим предметом, который никак не мог ее чем-то задеть, сколько бы ни старался.

Увидела Рита и Левушку Реутского — он стоял около своей палатки и обеими руками держал перед глазами очки. Рита взглянула на него и догадалась: Левушка был в избушке пасечника, он что-то знает. Это он сказал Вершинину… Но и Левушка тоже вдруг стал предметом, и он не мог погасить ее ликования. Завтра, еще когда-нибудь она обдумает свою догадку, по, боже мой, какое ей дело до этой догадки сейчас, сию минуту?!

И она взобралась на сиденье «газика», потрепала Андрея по голове, чуть приподняв на нем рваную шляпу.

— Так я жду! Приходи! Жду!

Андрей кивнул, снял ее руку со своей головы, надвинул шляпу и пошел вперед.

Заворчала машина.

Вершинин-старший крикнул:

— Сто-ой!

Машина, дрогнувшая уже всем корпусом, замерла.

Вершинин-младший продолжал идти вперед, а старший повернулся, сделал несколько шагов и сел на пенек рядом с палаткой Реутского.

Рита громко сказала ему:

— Константин Владимирович, я же не успею к Свиридовой засветло!

Вершинин-старший молчал. Молчал и молчал.

И тут в тишине вдруг стали слышны чьи-то тяжелые тревожные шаги. Кто-то спускался к лагерю с горы, по крутой тропинке, из леса на поляну уже выкатывались камушки.

Лопарев появился на лагерной поляне, а все уже смотрели на него, ждали.

На руках у Лопарева была Онежка.

— Вот, — сказал он, тяжело переводя дыхание, весь в поту, а потом еще раз: — Вот!

Вялая ручонка Онежки все еще раскачивалась из стороны в сторону в такт его шагам, хотя он стоял теперь неподвижно. В ее светлые волосы, растрепанные по руке и по плечу Лопарева, пробрался ветерок и пошевелил их. Лоб и глаза у Онежки тоже были закрыты волосами, а губы — бледные и совсем тонкие — плотно сжаты.

— Мешки спальные — в машину! — сказал, глубоко вздохнув, Лопарев.

Все его поняли, но никто не двигался с места.

Раньше других Андрей ворвался в свою палатку, схватил мешки, волоком подтащив их к машине, крикнул Рите:

— Расстилай!

Она расстилала в кузове мешки, подушки, пологи, а потом Лопарев положил Онежку и сказал:

— Поедешь. Женщина как-никак. Понадобишься в дороге!

Рита провела рукой по лицу Онежки, по груди, остановила руку на правом ее боку.

— Неужели здесь? Онежка! Здесь! Неужели — то самое?! Неужели?!

— Сиди! — сказал ей Лопарев. — Держи ей голову на коленях, под спиной — подушку. Вот так! — Потом Лопарев кивнул Вершинину-старшему: — Быстро, Константин Владимирович! Быстро! Устраивать будете в больницу, врача самолетом вызывать!

Вершинин-старший, не говоря ни слова, сел рядом с шофером. Длинное лицо его все больше вытягивалось.

Вскочил в машину и Лопарев, встал на колени позади шофера. Андрей втиснулся рядом.

Лопарев толкнул шофера:

— Полный!

Спустя некоторое время из леса вернулся Рязанцев. Остановился в недоумении: одна палатка лежала на земле, другие были распахнуты, а у кострища сидел Реутский, обхватив руками колени и откинув голову назад. Очки лежали рядом с ним в вытоптанной травке.

— Что случилось, Лев Иванович?! Что? С кем? — спросил Рязанцев, нагнувшись к Реутскому.

— Онежка умирает… А может быть, умерла…

— Как? То есть — как?

— Точно так, как умирают люди… — Ударив по очкам, Реутский взмахнул рукой: — Ах, жизнь, жизнь!