Род Лиддл: Тебе не пара

— Но… но как же… — Слова застревают у Энгина в горле.

— Нет, Энгин. И платить я тебе не собираюсь — даже и не думай.

Энгин вне себя от негодования.

— Ну, так где же она?

— Попросила кое-кого обратно в лавку ее отнести.

— Кого? Кого? — взвизгивает Энгин.

— Эту шлюху раскрашенную, индуску из химчистки, она мне как раз паранджу занесла.

— Не-е-е-е-е-ет! — Энгин издает длинный вопль. — Только не Касси!

— Не знаю и знать не хочу, как ее зовут. Знаю одно: скромности ей недостает. Я так считаю: губы у этой девицы порочные, такими только отсасывать.

— У-у-у-у. — Тут Энгин принимается кружить по площадке.

Миссис Азиз подзывает его к себе. Она улыбается ему, крепко берет его обеими руками за голову и принимается трясти ее из стороны в сторону, словно просеивая муку в очень тяжелом сите.

— Послушай-ка, толстопузик, — говорит она. — Хватит переживать о всякой рыбе и об индусских поблядушках. Шел бы лучше евреев убивать, как подобает мужчине.

Обливаясь слезами уже третий раз за сегодняшний день, Энгин вырывается и убегает по лестнице. Голос миссис Азиз, какой-то задушенный, безумный вой, преследует его, не отставая ни на шаг.

— Интифада! Интифада! Да покраснеют улицы городов и деревень от крови грязных еврейских собакузурпаторов и их хозяев янки. Всех замочи-и-и-и-и-и-ить!

Что ни говори, а миссис Азиз — крепкий орешек.

Ох, до чего Энгин устал бежать. Говоря начистоту, его тело просто не создано для этого занятия. К тому же, как нетрудно догадаться, он совершенно изможден, морально и физически, после такого бурного денька. Он возвращается на центральную улицу. Не в полной мере полагаясь на свои органы чувств, каким-то потусторонним чутьем он вроде бы улавливает запах дыма и звуки сирен. Но как бы то ни было, центром всех этих дел никак не может быть химчистка — вот же она, прямо перед ним. Готовый на этот раз ко всему, он чеканным шагом подходит к прилавку. Но, разумеется, в нашей истории есть симметрия, которую невозможно нарушить, не посягнув на неизбежность развязки.

— Здравствуйте, мистер Шах.

— Здравствуй, Энгин.

— Не знаете, где Касси?

— Да она вышла с полчаса назад, какую-то тухлую рыбу в лавку вернуть.

— А, понятно. Мистер Шах…

— Что, Энгин?

— Вы ничего особенного не чувствуете? Ну, запах дыма там, звуки сирен?

Перегнувшись через прилавок, мистер Шах наклоняет голову набок.

— Да, Энгин, пожалуй, что чувствую.

— Спасибо, мистер Шах.

— До свиданья, Энгин.

Все еще пребывая в этом измочаленном, непонимающем, оцепенелом состоянии, чуть поодаль на главной улице он сталкивается с Касси Шах, которая торопится обратно в химчистку. Все ее конечности целы и невредимы.

— Где рыба, Касси?

— Я ее отнесла рыбнику, а они…

— Да-да, — говорит Энгин с невыразимой усталостью в голосе.

— …а они сказали, что обратно не возьмут. Даже смотреть не стали…

— И тогда ты…

— И тогда я ее оставила…

— Где?

— …у тебя под дверью. Я же знаю, ты палтуса любишь.

А-а-а-а-а-а, так вот откуда доносились запах дыма и звуки сирен! Вот где стоят наготове «скорые» в ожидании искалеченных, умирающих и погибших. Бомба взорвалась у Энгина дома! Тому, кто верует, впору задуматься, а есть ли Бог, в конце концов.

Чуть погодя Энгин стоит у границы полицейского кордона, наблюдая, как горит его квартира. Каким же надо быть террористом, чтобы свой собственный дом подорвать, а, Энгин? Дерьмовым, каким-каким. Струи серебристой воды вырываются из огромных шлангов и разбрызгиваются по стенам, вверх-вниз. Дым делается все чернее и чернее. Стоящие группкой любители макабра, которым повезло наткнуться на такое развлечение, что-то обеспокоенно бормочут друг другу, а потом отходят назад, подальше от вони, дыма и жара. Но Энгин остается, где стоял.

Обугленные ошметки имущества Энгина, всплыв, начинают удаляться, все выше уносимые горячими потоками воздуха, пока не превращаются в темные пятнышки и не пропадают из виду. Энгин поднимает взгляд к небесам. Момент прозрения, однако, не наступает. Не подумайте только, что он сожалеет о совершенном деянии — о нет, он сожалеет лишь о том, где его совершил, то есть, горячо сожалеет о том, что взорвал собственный дом. Он не застывает, как громом пораженный, в глубоком созерцании, не размышляет о своем низвержении в пучину зла — чего нет, того нет.

А затем он, благодарение Богу, теряет сознание.

Вы просто не поверите, в какие рекордно короткие сроки уложились все известные миру террористические группировки со своими официальными заявлениями, где наотрез отрицалась любая ответственность за это бестолковое нападение.