Павел Шестаков - Всего четверть века

— Я к тебе, как понимаешь, не о загробной жизни обменяться мнениями пришёл. Человек странно устроен: пока жив, о живом хлопочет, вроде и не знает, что конец не за горами. Не дано нам при жизни из ящика выглянуть. Вот и я к тебе по делам внутренним, так сказать… Давай только без соплей и коротко.

— Слушаю.

— Как тебе известно, я алкоголик.

— Ну, зачем так?

— Договорились же без соплей! Алкоголик я. Как Есенин сказал,

— Даже жулик и вор?

— Вот именно. В самом прямом смысле. И чтобы ты не блеял понапрасну, скажу сразу, — вчера я украл семьдесят копеек.

Помню, как в первый момент меня почти насмешила мизерность суммы. Смешного однако было мало.

— Да. Украл. Элементарно. Пришёл на работу, сижу и сдыхаю. В полном смысле. Сердце кончается. Пот холодный, покойницкий. А в голове что, не передать, врагу не желаю… Опустил голову и жду, что из-под соседнего стола крыса появится… Было уже такое со мной… Понимаю, если не выпью, капут. А денег сорок две копейки. На сто грамм вина. Это не поможет. Одолжить не у кого. Все меня знают. Не дадут, железно. Встаю, иду в туалет, рву зеленью. Прислонился затылком к кафельной стенке, что делать? Решился. Спустился в гардероб. У нас самообслуживание. Беру своё пальто, прикрываюсь и лезу в соседнее. В одном кармане — пусто, в другом семьдесят копеек, две монеты по двадцать и две по пятнадцать. Это я уже на улице рассмотрел, а шёл, в кулак зажав. Это я, Олег Пастухов. Дошло?

Может быть, впервые в жизни говорил он коротко, без шуток и преувеличений, но ясно и исчерпывающе.

— Дошло, что дальше некуда?

— Но безвыходных положений не бывает.

— Бывает.

— Что же делать?

Он усмехнулся моей растерянности.

— С повинной пойду. Чистосердечное раскаяние…

— Зачем ты шутишь? Ты же не вор. Это несчастье.

— Брось! Не за утешением я пришёл. Сам слабым не был и слабаков не люблю. Я всегда считал — за всё, что сделал, нужно платить.

Да, он был таким.

— И всё-таки погоди!

— Нет, лучше ты погоди. Семьдесят копеек, конечно, мелочь. Для того, у кого я их украл. Преступление я против себя совершил. И судить себя сам буду. Немедленно. Пока не повторилось. Потому что повторится обязательно. Бороться сил нет. Это факт. Значит, гнусный конец…

— Олег! Ты всё-таки драматизируешь. Ты жив, ты разумно говоришь со мной, ты трезв.

— Трезв? Да ты не представляешь, как мне выпить хочется! Дай-ка стакан.

Он вышел в прихожую и вернулся с портфелем. В портфеле была бутылка. Не тот, с золотистым блеском, портвейн, что все мы любили в молодости, а «огнетушитель» с «чернилами» под издевательским названием «Солнцедар».

— Будешь это пить?

— Ещё как!

— Погоди, я закусить соображу.

— Не надо.

Он наполнил стакан.

— Тебе не предлагаю. Отрава.

И выпил жадно.

— Ну вот. Сейчас полегчает, и я суть дела изложу… Я уйти решил. Ну, если хочешь, уехать.

— Куда? И надолго?

— Путешествие будет долгим.

— А как же Лида? Маринка?

— Им тоже лучше будет. Знаешь, у Лещенко песня такая была — «Я понял всё, я был не нужен…» Песня однако песней, а дело делом. Как думаешь, Серёжка на Лиде женится?

— Женится, — ответил я с излишней поспешностью.

Он усмехнулся криво.

— Понятно. Уже обсуждено и решено?

Ну что я мог сказать ему?

— Я такое не обсуждал.

— Однако уверен. Тем лучше. Всё, как я и думал. Решено, но ещё не подписано. Затем и пришёл. Скажи им, что могут получить автограф. Чем скорее, тем лучше.

— Зачем спешить?

Да ведь это единственное, что я могу для них сделать. А я всё-таки — Олег Пастухов, не подонок, хоть и опустился. Пьян, а смотрю на вещи трезво. Это не каламбур. Я не из слюнтяев. Правде в глаза смотреть не боюсь. Ящик мой бактерии жрут, а гнилую тару сжигать положено.

Снова он повторил это навязчивое — о сожжении…

— Буду доволен, если наладят новую жизнь. У них же с Серёжкой взаимная симпатия. Хотя Лидка, если честно, для мужчины, который хочет жить самостоятельно, не подарок. Ну, да это субъективное. Для меня не подарок, а для него, может, и хорошо. Он ведь в пампасы не рвётся. Ему лучше в конюшне, на стойловом содержании. В пампасах, как видишь, тоже не мёд… ухабы, овраги. А так будет по ровной дороге свою телегу тащить. Ухоженный, накормленный… Слушай, я зло говорю, а?

— Есть немножко.