Павел Шестаков - Всего четверть века

Слушатели собрались немедленно, и Коля, приняв шумные поздравления, приступил с бокалом в руке. Скажу прямо, ни слухом, ни голосом он не обладал, если не считать достоинством голоса его громкость. Соль исполнения заключалась в другом. Коля подмигивал…

Вот как это происходило. Песня начиналась с сетований по поводу незавидной участи холостяка.

выкрикнул Коля, но тут же нашёл выход из положения:

Жена и спасала молодого супруга во всех затруднительных случаях. Скажем, нужно гладить брюки, и что же?

Жизнь стала прекрасной, ибо для каждой «штуки» под рукой находилась «законная жена». В общем, песня была невинной, однако будущий членкор вкладывал в текст некий дополнительный смысл, выделяя слова «для этой самой штуки». Вот тут-то он и подмигивал выразительно, подчёркивая привлекательную двусмысленность слов и заряжая своим толкованием слушателей.

Горланили мы воодушевлённо, а девушки даже краснели. Впрочем, может быть, просто от праздничной суматохи раскраснелись.

А она нарастала. Петь всем понравилось. Инициативу перехватил Олег. Он откинул крышку рояля.

— В честь молодожёнов — геологическая-археологическая!

Теперь речь пошла о допотопных влюблённых, и мы весело пели о юной неандертальской супруге, которая

И о её заботливом муже —

Под эту песню и танцевалось хорошо. Кто-то выключил верхний свет, и танцующие приблизились друг к другу чуть теснее, чем требовал танец.

А утро было уже близко. В оконных, начавших чуть светлеть стёклах таяли размытые туманным светом отблески последних праздничных ракет, запущенных с соседней крыши, музыка и топот расходившихся по домам компаний перебивали друг друга. Олег хлопнул крышкой рояля и включил проверенную «Мари». Танго сменилось неуправляемым мажором.

Олег не давал пластинке остановиться, снова и снова переставлял иголку, и танец длился до упада в буквальном смысле, уставшие валились в кресла и на диван.

Наконец-то Сергей прервал нескончаемую радость.

— К столу! К столу! Шампанское из холодильника!

Но, по правде говоря, всего было уже достаточно — и танцев, и шампанского, и к столу шли вяло. Но Сергей был настроен решительно:

— Дорогие друзья!

— Слушайте, слушайте! — провозгласил Олег, хотя никто Сергея не прерывал, всех уже одолевала усталость.

— Друзья! — повторил Сергей и прервался. Поставив бокал, он пошёл к стене, чтобы выключить свет. Лампы погасли, и мы поняли, что утро наступило.

— Дорогие друзья! Начался первый день нового года. Для нас он особенный. В нём мы вступаем в самостоятельную жизнь. Что ж, пусть уходит юность и молодость. Главное — это молодость души. И я верю, она не уйдёт, она останется… Я всех вас очень люблю. И вы меня, я уверен. Да здравствуем мы! Ура!

— Перепился, — сказала Вера.

— Нет, я совсем не пьян. Я знаю, мы будем замечательно счастливы в новой наступающей жизни.

— Ура! — закричал Олег, и все к нему присоединились.

Сквозь крики Сергей пытался ещё что-то произнести, но его уже не слушали. Всё было сделано, всё было сказано.

— Па-а домам! — рявкнул Олег командирским голосом и первый поднялся, но не одеваться пошёл, а снова к роялю, чтобы выдворить нас гусарским маршем.

Под эту лихую музыку мы и направились в прихожую. Девушки натягивали резиновые ботики, а ребята стояли возле них с шубками.

— Я сама, — сказала Аргентинцу девушка из торговой семьи и взяла из его рук свою котиковую шубу.

— Ну почему же?.. Я помогу.

Девушка посмотрела на него и переменила решение.

— Ну, если вам так хочется…

И отдала шубу.

Аргентинец, отнюдь не похожий на изящного кабальеро, неловко натянул шубу на её широкие плечи.

Помню, я подумал, что это он с досады на «вдову» толстухе свои услуги предложил, и посочувствовал мысленно. Однако жалел я, как оказалось, зря и посмеивался напрасно, когда Аргентинец проводить толстуху вызвался. Впрочем, намерение это она ему подсказала, когда мы вышли из подъезда и в последний раз толпились, прощаясь и расходясь в разные стороны.