Павел Шестаков - Всего четверть века

Она даже пыталась через Колю уговорить Аргентинца, который к тому времени в литераторы выбился, помочь ей художественно обработать воспоминания, но тот, понятно, бежал от неё, как чёрт от ладана…

Так вот, спрашивается, зачем эта тётка Анна, которая ко всем нам касательство имела ничтожное, и в рассказе моём появилась по анекдотическому случаю «нападения на караван»? Однако, появившись, заставила о себе говорить чуть ли не с гимназических времён и до конца дней своих? Зачем? Или я рассказчик плохой, или жизнь триединству не подчинишь, и течёт она, от нас не завися, в больших и малых проявлениях, то вперёд забегая, то возвращаясь к прошлому… Не знаю. Рассказываю, как получается, но всё-таки… Пора и к новогоднему вечеру вернуться.

Говоря о тётке Анне, я вновь Аргентинца упомянул. В то время друзьями мы ещё не были — приятелями скорее. Появился он на нашем горизонте из-за экватора, когда мы с ребятами уже заканчивали мужскую десятилетку, и особого впечатления не произвёл. Неярким показался и даже трусоватым. И вот почему. Учился в нашем классе парень, сын шефа школы, красавец двоечник, которому «двойки» никогда не ставили по причине необходимости ежегодного ремонта школьных помещений. Этот закон взаимозависимости он усвоил прекрасно, однако был с учителями мягок, старался не ставить их в затруднительное положение и, когда мог, списывал задания недвоечников. Однажды он и к Аргентинцу обратился на контрольной, а тот замешкался, и Валера, сын шефа, вынужден был подтолкнуть его локтем в бок. Аргентинец ни с того ни с сего взъерошился, пампасы вспомнил, что ли?.. Короче, у них прямо на уроке потасовка произошла, и Валера, можно сказать, схлопотал, к чему не привык, и тут же принял меры. Сел и написал классному руководителю письмо-заявление, что, дескать, подвергся опасному нападению со стороны лица, недавно прибывшего из-за рубежа, и просит обратить внимание на личность, внедряющую у нас чуждые взгляды.

Ну и перепугался Аргентинец! Не зря, впрочем. Тогда к чуждым нравам отношение строгое было. Попробовал бы охломон какой майку с американским флагом нацепить! Да о чём я говорю! Такое и в голову прийти не могло. Это сейчас приёмщик бутылок с нашей улицы на свою машину новозеландский флажок с южным крестом пристроил и разъезжает — на груди золотой крест, литой, на машине зелёный, а ведь эта Зеландия, хотя и называется Новой, к старому миру принадлежит и даже в блок АНЗЮС, нам враждебный, входит. Далеко ушли, далеко, ничего не скажешь, а ведь всего четверть века!

Таким нам Аргентинец и запомнился надолго, побледневшим, хотя всё уладилось благополучно и политическое обвинение с него сняли. А вскоре и послабления начались, и Аргентинец из подозрительного в популярного превратился и стал охотно про пампу рассказывать, а в школе, хорошо помню, помалкивал, будто южнее Адлера и не бывал никогда. Понимал, наверно, что чуждых нравов пусть и немного, а нахватался всё-таки. Вот и таил, а когда можно стало, слегка распоясался, а на новогоднем вечере даже такую нам историю рассказал:

— Был со мной один случай…

Сидели в мужской компании, и Олег куражился, перебивал и задавал вопросы, иногда остроумно, а иногда нет.

— Корову вместе со шкурой слопали?

— При чём тут корова! — обиделся Аргентинец. — Если неинтересно…

— Ладно. Не лезь в бутылку. Освети быт и нравы за рубежом.

«Осветить» Аргентинцу хотелось, и он продолжил:

— Пошли мы с одним парнем пошляться по Байресу, — назвал он столицу Аргентины на местном жаргоне, — там в порту кабачки, забегаловки дешёвые — красное вино и мясо. Но публика, понятно, сомнительная, и нам, ребятам, особенно не рекомендовалось…

— Ну, таких ребят не запугаешь!

— Брось, Олег, — остановил Игорь, — дай рассказать человеку.

— Сидим, жуём говядину, по стаканчику сухого взяли. Там это как ситро у нас. Вдруг две сеньориты к столику подсаживаются.

— Влюбились с первого взгляда?

— Да нет. Они из этих… Проститутки, короче. Они нас за американских матросов приняли. Друг мой немного по-английски спикал, вот он и стал на своём волапюке с ними тары-бары. Я сижу молча, надуваю щёки, как Киса. Тут одна берёт мою руку и… себе под юбку тянет.

— Что же дальше, кабальеро?

Врать Аргентинец не стал.

— Испугался.

Все захохотали.

— А что вы думаете? Это могла быть и провокация.

— Но не на тех напали! — не унимался Олег. — Родина нами гордится! А я бы поддался на происки…

— Для этого, между прочим, песо иметь надо было.