Карлос Сафон - Узник Неба

— Фермин, это вы? — спросил Сальгадо.

Человек, скрытый тенью, кивнул, и Сальгадо вздохнул с облегчением.

— У меня во рту пересохло. Воды не осталось?

Фермин медленно шагнул к изголовью. В руках он держал лоскут ткани и стеклянный флакон.

Сальгадо с недоумением наблюдал, как Фермин выплеснул жидкость из пузырька на ткань.

— Что это, Фермин?

Фермин не ответил. Его лицо ничего не выражало. Наклонившись над Сальгадо, он посмотрел сокамернику в глаза.

— Фермин, не…

Вор не успел произнести больше ни звука: Фермин запечатал ему тряпицей рот и нос и удерживал в таком положении, придавив голову к кровати. Сальгадо сопротивлялся, собрав последние остававшиеся у него силы. Фермин не сдавался, продолжая прижимать кусок влажной материи к нижней части его лица. Сальгадо поглядел на Фермина с тоской и через несколько секунд потерял сознание. Фермин не спешил освобождать его, хладнокровно досчитал до пяти и только тогда убрал ткань. Сев на койку спиной к Сальгадо, он выждал еще некоторое время. Потом в соответствии с инструкцией, полученной от Мартина, он подошел к дверце камеры.

— Надзиратель! — крикнул Фермин.

По коридору зашаркали, приближаясь, шаги новобранца. План Мартина предусматривал, что в ту ночь дежурить по графику должен Ханурик, а не новенький придурок.

— Что еще стряслось? — спросил надзиратель.

— Сальгадо. Он помер.

Надзиратель тряхнул головой, и на его физиономии отразилась досада и злость.

— Мать вашу, и теперь чего?

— Принесите мешок.

Надзиратель проклинал свое невезение.

— Если хотите, шеф, я сам его туда засуну, — вызвался Фермин.

Надзиратель кивнул, проявив слабые признаки благодарности.

— Если вы сейчас принесете мешок, то, пока я буду укладывать покойника, вы успеете вызвать гробовщиков, и тогда его заберут до полуночи, — добавил Фермин.

Надзиратель опять кивнул и побежал искать брезентовый мешок. Фермин остался стоять у двери камеры. С противоположной стороны галереи за ним молча наблюдали Мартин и Санауха.

Надзиратель вернулся через десять минут. Он держал мешок за краешек, не в силах скрыть омерзение: зловоние разлагающейся мертвечины вызывало у него тошноту. Фермин отступил в глубь камеры, не дожидаясь приказания. Надзиратель открыл дверцу и забросил мешок внутрь.

— Вызывайте кого следует, шеф, и у нас до двенадцати заберут еще одного покойника, иначе он пролежит тут завтра весь день до вечера.

— Вы уверены, что сможете затолкать его в мешок в одиночку?

— Не беспокойтесь, шеф, опыт у меня уже имеется.

Надзиратель опять закивал, впрочем, не очень уверенно.

— Обрубок руки у него загноился, и если не повезет, запах пойдет такой, что описать невозможно.

— Мать твою, — выругался надзиратель, удаляясь на крейсерской скорости.

Услышав, что тюремщик добрался до конца коридора, Фермин споро принялся раздевать Сальгадо, а потом снял и свою одежду. Он обрядился в вонючие лохмотья вора, натянув на него свои. Повернув Сальгадо на койке на бок, лицом к стене, Фермин укутал его одеялом, частично прикрыв лицо. Затем он схватил мешок, скользнул внутрь и собирался уже его завязать, когда вспомнил нечто важное.

Фермин поспешно выпутался из парусины, подбежал к стене и начал скрести ногтями между двух камней в том месте, где Сальгадо у него на глазах спрятал ключ. Наконец показался блестящий кончик. Фермин попытался ухватить его, но ключик накрепко застрял в стене и выскальзывал из пальцев.

— Поторопитесь, — раздался голос Мартина из камеры напротив.

Фермин вцепился ногтями в ключ и дернул его изо всех сил. Ноготь безымянного пальца оторвался, и на миг Фермина ослепила боль. Сдержав крик, он поднес палец к губам. Рот заполнил солоноватый, отдававший железом, вкус крови. Фермин открыл глаза и увидел, что ключ на сантиметр торчит из щели. Теперь достать его удалось без труда.

Фермин снова забрался в мешок и кое-как его завязал, оставив отверстие шириной почти в пядь. Подавляя рвотные позывы, подступавшие к горлу, он растянулся на полу и, манипулируя веревками изнутри, попытался получше затянуть мешок. В результате его усилий дырка сузилась до размера кулака. Фермин прижал пальцы к носу, предпочитая дышать собственной грязью, чем изнемогать от запаха разложения. Теперь остается только ждать, подумал он.

Улицы Пуэбло-Нуэво тонули в густой и сырой мгле, наползавшей со стороны квартала бараков и шалашей на пляже Соморростро. «Студебекер» господина коменданта прорывал завесу плотного тумана, медленно продвигаясь по темным ущельям, пролегавшим между фабричными зданиями, складами и ангарами, мрачными и обветшавшими. Автомобильные фары прокладывали впереди коридоры света. Вскоре в дымке показалась бывшая текстильная фабрика Вилардель. В глубине улицы обретали очертания печные трубы, островерхие крыши цехов и пристроек. Широкий вход перегораживала решетка, ощетинившаяся острыми пиками. За ней угадывались джунгли кустарников и сорняков, среди которых выступали остовы брошенных грузовиков и колымаг. Шофер остановился у ворот старой фабрики.