Карлос Сафон - Узник Неба

— Я уже встаю, — прошептал я, целуя жену в лоб.

В ответ Беа повернулась ко мне спиной и накрыла голову подушкой. Я замер, с наслаждением созерцая изящные изгибы спины и сладкий спуск к ягодицам, которые не могли спрятать никакие рубашки в мире. Почти два года я прожил в браке с этим загадочным созданием и все еще испытывал изумление, ощущая его тепло подле себя в момент пробуждения. Я осторожно отвернул простыню и погладил бархатистое бедро сзади. Мне в руку тотчас вонзились острые ноготки Беа.

— Не сейчас, Даниель. Ребенок плачет.

— Так и знал, что ты не спишь.

— Невозможно заснуть, когда живешь в одном доме с мужчинами, которые то плачут, то подкрадываются с тыла к несчастной женщине. Бедняжке не удается за ночь и двух часов поспать.

— Ты еще пожалеешь.

Я вскочил и бегом направился по коридору в комнату Хулиана, располагавшуюся в глубине квартиры. Вскоре после свадьбы мы обосновались в мансарде дома, где находилась наша букинистическая лавка. Преподаватель колледжа, дон Анаклето, занимавший это жилье в течение двадцати пяти лет, решил уйти на пенсию. Профессор вернулся в родную Сеговию, чтобы писать пряные стихи в тени арок акведука и осваивать науку приготовления жареного молочного поросенка.

Младенец Хулиан встретил меня пронзительным плачем на высокой частоте, угрожавшей прободением барабанных перепонок. Я взял малыша на руки и, понюхав пеленку, убедился, что на сей раз не случилось никаких неожиданностей. Далее я проделал все, что полагается делать неопытным молодым папашам в здравом уме, то есть начал бормотать чушь и приплясывать по комнате, выкидывая нелепые коленца. Погрузившись в транс, я не сразу заметил Беа, которая стояла на пороге и наблюдала за мной с неодобрением.

— Дай мне, так ты разбудишь его окончательно.

— А вот он не жалуется, — возразил я, передавая жене младенца.

Беа прижала сына к груди и, тихонько напевая, принялась нежно его укачивать. Ровно через пять секунд Хулиан перестал плакать и расплылся в восторженной улыбке, всегда появлявшейся на его мордашке при виде матери.

— Иди, — шепнула мне Беа. — Я скоро.

Итак, мне наглядно продемонстрировали, что я не способен справиться даже с грудным младенцем. Изгнанный из детской, я вернулся в спальню и вытянулся на кровати, не сомневаясь, что теперь не сомкну глаз до утра. Вскоре в дверях появилась Беа. Глубоко вздохнув, она устроилась рядом.

— Я падаю с ног.

Я обнял ее, и мы немного полежали молча.

— Я вот тут подумала… — начала Беа.

«Трепещи, Даниель», — мелькнула у меня мысль. Беа приподнялась и уселась на постели на корточках.

— Когда Хулиан немного подрастет, мама сможет сидеть с ним днем. И я решила, что тогда начну работать.

Я одобрительно кивнул.

— Где?

— В книжном магазине.

Я предусмотрительно промолчал.

— Считаю, что вам моя помощь не повредит, — добавила она. — Твоему отцу уже не по силам заниматься делами весь день. И не обижайся, но мне кажется, что я лучше общаюсь с покупателями, чем вы с Фермином. По-моему, он в последнее время просто отпугивает людей.

— Мне бы не хотелось это обсуждать.

— А что, собственно, случилось с беднягой? На днях я встретила на улице Бернарду, и она разрыдалась у меня на груди. Я отвела ее в одну из кондитерских на улице Петричол, где, налегая на сдобные булочки, она пожаловалась, что Фермин ведет себя очень и очень странно. Похоже, несколько дней назад он отказался заполнить в приходе документы для венчания. Сдается мне, что так не женятся. Он тебе ничего не говорил?

— Ничего особенного я не заметил, — солгал я. — Возможно, Бернарда слишком давит на него…

Беа молча смотрела на меня.

— Что случилось? — спросил я наконец.

— Бернарда просила никому не говорить.

— Что именно не говорить?

Беа не сводила с меня глаз.

— То, что в этом месяце у нее задержка.

— Задержка? Она что, составила график подготовки к свадьбе?

Беа посмотрела на меня как на идиота, и меня вдруг осенило.

— Бернарда беременна?

— Говори тише, ты разбудишь Хулиана.

— Так она беременна? — повторил я едва слышно.

— Возможно.

— А Фермин знает?

— Она не хочет ему пока говорить. Боится, что он пустится наутек.

— Фермин никогда бы так не поступил.

— Все мужчины так поступили бы, будь у них возможность.

Меня изумил ее железный тон. Правда, она тотчас подсластила его кроткой улыбкой, от которой растаял бы кто угодно.

— Как плохо ты нас знаешь.