Лайонел Шрайвер - Мир до и после дня рождения

Вечер за вечером они в оцепенении сидели на своих местах, оба довольные существованием столь чудесного объекта, способствующего многочасовому нахождению в одной комнате без необходимости подыскивать оправдания кататоническому ступору и позволяющего их поведению казаться со стороны совершенно нормальным.

Дабы избежать нервного перенапряжения и череды программ, способных пробудить желание выключить телевизор, — например, полицейский сериал, «Мир садовода», «Домашний доктор», — Лоренс стал возвращаться с работы с видеокассетами.

Ирина с трудом следила за сюжетом принесенных им фильмов. Видения фантасмагорического воскресенья множились в настоящем, заставляя столбенеть от ужаса и преуменьшая значение разворачивающихся на экране событий. И видения эти, в отличие от фантазий сценаристов, были реальны. Она не придумывала их, как баснописец, а сама находилась под их воздействием, как Алекс в фильме «Заводной апельсин». Она сомневалась, что смогла бы запретить им появляться, если бы даже захотела. Но она не хотела.

Поздний вечер. Стук в дверь. Они не ждали гостей. Ирина морщится от предположений, кто бы это мог быть и что этому человеку нужно. Она тяжело встает с кресла и медленно идет за Лоренсом в холл. На площадке стоит Рэмси Эктон, застывший, вытянувшийся в струнку. Он никогда не выходил из дома с кием в руке, предпочитая скрывать самое ценное в жизни от посторонних глаз, сейчас же упирается им в линолеум, как посохом. В черном одеянии он походит на одного из пророков из Ветхого Завета. Взгляд его серо-голубых глаз будоражит душу. Он смотрит не на стоящего перед ним Лоренса, а над его плечом прямо на Ирину. Отказ Рэмси признать присутствие ее партнера не оскорбителен. Подспудно — какова бы ни была причина его странного визита к ним в том городе, где люди нечасто заходят в гости без приглашения, — становится ясно, что он появился здесь не ради Лоренса. Ирина перехватывает взгляд Рэмси. Он кажется ей неуступчивым и твердым. Рэмси молчит. В словах нет необходимости. Это вызов. Стоит ли ей обращать на это внимание? Прохладный воздух лондонского летнего вечера холодит кожу. Она снимает с вешалки в шкафу куртку. Проследив за взглядом Рэмси, Лоренс поворачивается к Прине.

Он смущен и сбит с толку. С Рэмси они не виделись больше года. Лоренс растерян и не понимает, почему этот человек появился у их двери без предупреждения. Однако уже поздно требовать объяснений. Ей очень жаль, но все происходящее не касается Лоренса. Ирина берет сумку. Больше ей ничего не нужно. Вероятно, она никогда не вернется в эту милую квартиру. Молча пройдя мимо Лоренса, она останавливается рядом с Рэмси. Его холодная, сухая рука обвивает ее за талию. Наконец Рэмси поднимает глаза на Лоренса. В одном взгляде есть все. Все, из-за чего несколько недель она сидела, словно окаменевшая, рядом с Лоренсом, боясь случайно выболтать то, что он больше всего боялся услышать. Страх признания уже не будет преследовать ее. Он все знает. Пошатнулся, узнав так внезапно столь многое. Ему никто не поможет. Придется самому стараться привести мысли и чувства в порядок, понять, почему столь незначительная причина, как тост, привела к таким последствиям.

Рэмси легко подбрасывает кий и ловит, ухватив посередине. Кий мгновенно превращается из библейского атрибута в тросточку, с которой бил чечетку Фред Астер. Изящным движением Рэмси приглашает ее пройти вперед, и они спускаются по лестнице.

Остальные видения были еще более странными. В них не было исхода событий. Они просто существовали.

Рэмси и Лоренс сидят за обеденным столом в их квартире в Боро. Тем самым столом, за которым они с Лоренсом вынесли в прошлом году несколько резолюций — Лоренс вынес, — в том числе и о том, что, хотя их четверка и распалась с разводом Джуд и ее мужа, Рэмси по-прежнему остается их другом. И самое главное: только благодаря настойчивости Лоренса Рэмси не был исключен из круга их друзей. Ирина не стала бы дорожить этим знакомством. Она словно предвидела, что ведет себя к искушению, что у нее появится желание погрузиться в водоворот неосознанного желания и позволить себе плыть по течению. Лоренс будто бы знал, что делает подарок Ирине, уподобившись сутенеру собственной эрзац-жены.

Жены. Слово, выплывшее из центра миража, похожее на букет посредине стола. Лоренс и Рэмси сидят друг напротив друга в боевой готовности. В фантазии у дверей присутствие Лоренса казалось неуместным. В этом же случае напротив. Она сама стоит поодаль в коридоре. Разговору предстоит быть исключительно мужским. Впрочем, сцена разыгрывается во вполне цивилизованном интерьере — Викторианской эпохи обеденный стол, шторы ручной работы, — но создается впечатление, что все происходит на Диком Западе. На столе вполне можно представить брошенную перчатку и пару пистолетов.