Лайонел Шрайвер - Мир до и после дня рождения

И во всех ситуациях Ирина придерживала свой козырь: что бы там ни фантазировал себе Рэмси, Лоренс женится. Боль от осознания этого еще не прошла, но это было сугубо ее личное дело. Она не будет разбрасываться личным и размахивать им, как скалкой.

Тем временем дом на Виктория-парк-Роуд словно подхватило вихрем, как и домик Элли, и унесло, а за окнами проносились картины прежнего мира. Она не открывала «Дейли телеграф» и не включала телевизор, ведь в сложившейся ситуации это могло стать поводом для серьезного конфликта, который она вряд ли бы перенесла. Разумеется, о том, чтобы проверить электронную почту, не могло быть и речи, хотя в ее виртуальном ящике наверняка скопилось немало поздравлений. Телефон зазвонил часа в три дня во вторник, но Ирина не решилась ответить, перебив мужа на полуслове. Звонки раздавались еще не раз, но она уже была занята проливанием слез и не могла говорить. Вечером она решительно сняла трубку и положила ее рядом с аппаратом, чтобы заткнуть этот ненавистный агрегат.

Это стало началом и концом самых значимых событий, воспоминания Ирины о которых были вполне четкими и связными.

Она поднялась на рассвете в четверг. Если в этом неопределенном времени суток и было нечто тошнотворное, как, например, кофе с обезжиренным молоком, скучная серость, мелькавшая в щелях между занавесками, то сейчас казалось особенно отвратительным, поскольку намекало на завершение второй бессонной ночи в дополнение к еще одной проведенной в полудреме в самолете. Сказать, что у нее начались галлюцинации от усталости, было бы слишком, но она, бесспорно, уже теряла нить и цель всей словесной перепалки. Рэмси подошел к самым сентиментальным высказываниям. Он дал ей все, что мог, всего себя, ничего не утаив. Он даже пожертвовал ради нее самым дорогим — чемпионатом мира.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросила Ирина, отрывая взгляд от кухонного стола. — С чего ты взял?

— За день до финала я застукал тебя с твоим «ботаником» и не мог после этого играть. Странно, что я еще помнил, как держать кий.

— Действительно, странно, ведь ты был вдрызг пьян! — Ирина столько раз повторяла, что просто хотела «встретиться с самой собой», что ей стало казаться, что фраза режет слух даже ей, и она перестала ее произносить.

— Я был ослеплен горем, голубушка. Первые фреймы у меня перед глазами стояла картина, как ты с «ботаником» кувыркаешься в постели.

— После полутора бутылок «Реми» ты не разглядел бы свои пальцы прямо перед глазами! Скажи мне прямо, ты действительно считаешь меня виноватой в твоем провале в Шеффилде?

Рэмси смотрел на нее с непониманием.

— А из-за кого я напился? Ты действительно не считаешь себя виноватой в моем публичном позоре? Милая, да тебе просто повезло, что твой Рэмси Эктон умеет прощать!

Удивительно, что после всего пережитого у Ирины еще были силы ругаться, но адреналин в кровь при этом уже не поступал. Она сочла, что его поведение дает ей право сказать все то, о чем промолчала в мае.

— Ты сам себя опозорил! Кроме того, опозорил еще и меня! Думаешь, мне было приятно смотреть на мужа, который, шатаясь, крутится у стола и не может забить шар, стоящий в двух дюймах от лузы? Да и выглядел при этом как бродяга — одежда мятая, волосы взъерошены. А твои реплики в адрес О’Салливана — мне хотелось сквозь землю провалиться! Умеет прощать — в гробу я видела твое умение!

— Если бы в моей жизни не было жены, которая путается с другими парнями, я бы этого О’Салливана в порошок стер, не сомневайся!

— Если бы ты умел слушать свою жену и доверять ей, может, ты бы и выиграл финал. Но я не собираюсь нести ответственность за твое неумение доверять людям!

— Я тебе все на блюдечке преподнес. Имей в виду, лапочка, если бы не я, ты бы ни за что не получила эту медаль в Нью-Йорке.

У Ирины отвисла челюсть.

— Значит, ты проиграл из-за меня, а я получила медаль благодаря тебе? Интересно.

— Я открыл для тебя снукер! Я подарил его тебе! Не будь снукера, не было бы твоей книги, и медали бы не было. Никогда.

— Ты подарил мне снукер? Пожалуйста, позволь его вернуть ! Потому что меня тошнит от снукера, мне до смерти надоел снукер, я даже слова снукер слышать не могу, и, если я смогу больше никогда в жизни не увидеть ни одного матча, я готова встать на колени лицом на восток и целовать землю!

Рэмси побелел. Он замер на мгновение и быстро скрылся за дверью, ведущей в подвал. Сначала она решила, что он сбежал в свое логово, чтобы подавить позывы к применению силы. Но у насилия столько же вкусов, сколько у мороженого. Через минуту появился Рэмси, держа в руках Дениз. С пугающей неторопливостью он подошел к столу, поставил ногу на стул и одним движением сломал хребет Дениз на тридцать третьем году ее жизни.