Лайонел Шрайвер - Мир до и после дня рождения

Вооружившись бокалом вина, ставшим ярким пятном на парусиновом фоне, Джуд опять обратилась к Ирине:

— Я была просто шокирована, когда прочитала, что вы поженились!

— Это и для нас стало сюрпризом, — подхватила Ирина. — Надеюсь, ты ничего не имеешь против.

— «Против»! Честно говоря, думаю, в былые времена нам стоило сразу поменяться местами, это спасло бы всех от множества проблем!

Речевой тик Джуд начинал раздражать, честно говоря, это было похоже на распространение генитального герпеса в среде британской буржуазии. Заразная, как чума, она с той же скоростью инфицирует всю молодежь — понимаете, о чем я? — глядя на которую возникает ощущение, что они постепенно теряют возможность говорить по-английски, и если в их речи не будет этого утверждения о честности, то можно решить, что они непременно лгут.

— Рэмси, старый пес, — продолжала Джуд, — а я-то волновалась, что пропустила сообщение в «Гардиан» о большом и веселом празднике. Конечно, ты не выглядишь старше сорока девяти, но, если не ошибаюсь, в прошлом году тебе стукнуло пятьдесят? Я представляла, что увижу тебя на фотографиях в отеле «Савой» в окружении светского общества.

— Мы не устраивали ничего шумного, — сдержанно ответил Рэмси, а Ирина вспомнила, как прошлым летом, приняв за чистую монету его высказывание о нежелании «устраивать шумиху», приготовила домашний ужин с суши, как сделала когда-то в 1995-м. Его глаза сверкали в пламени свечей, видимо, она никогда не умела верно истолковывать его намеки, за исключением сексуальных фантазий.

Зал постепенно заполнялся людьми, и организаторы мероприятия разбили две беседующие пары, чтобы представить номинанток директору фонда, журналистам и членам жюри. Взгляды судей казались ей извиняющимися («Простите, но мы голосовали не за вас»), однако они произнесли все полагающиеся слова похвалы в адрес ее книги, отметили впечатляющую яркость цветовой гаммы, свежесть материала…

Лишенная за все время своей карьеры возможности слышать восторженные отзывы, Ирина словно не слышала их и сейчас. Комплименты — это бесполезные калории и в этом похожи на попкорн.

Ирина объяснила, что яркий красный, лимонный желтый и густой зеленый — цвета шаров в снукере.

— На самом деле, — добавила она, — снукер приобрел бешеную популярность в Британии лишь с появлением цветного телевидения. Би-би-си делала ставку на зрелищные передачи. Так появился кубок «Пот блэк», игроки стали национальными героями, а игра, появившаяся случайно, как любительская, превратилась в увлекательный спорт с высокими ставками и международными турнирами.

Джуд смотрела на нее с жалостью.

— О, бедная моя, сколько же ты наслушалась сплетен.

— Рэмси, — Ирина подтолкнула мужа вперед, — каждый год принимает участие в «Пот блэк»! — Она уже потом поняла, что напрасно это сделала. Ему не довелось услышать ничего лучше, как: «А, так вы играете в снукер!» Рэмси же в свою очередь смог лишь пробормотать: «Да». Повисла тишина.

В самый разгар беседы в зале появился Лоренс. Такого же успеха Ирина могла добиться, пригласив боевика с западного берега реки Иордан или Маску Красной смерти. Однако стоило ей взглянуть в карие глаза Лоренса, как по телу разлилось тепло, от которого она забывала обо всем, в том числе о необходимости проанализировать размеры своей ошибки.

Серо-голубые глаза Рэмси по цвету напоминали океан, такие же глубокие, как его бескрайние воды, они странным образом иногда словно покрывались льдом. Несмотря на презрительные фразы, часто слетавшие с уст Лоренса, его амбровые глаза выражали ограниченную палитру эмоций: нежность, благодарность, боль, мольбу. Когда они жили вместе, она не раз критиковала его манеру одеваться, теперь же воспоминания о коричневых брюках-докерсах и клетчатых рубашках вызывали улыбку. Поразительно, но все, что раньше раздражало ее в нем, сейчас казалось милым. Ей нравилась его принципиальная сдержанность, сочетающаяся с самоуверенностью Эксперта. Ей нравилась его походка непритязательного человека. Ей нравилось, что в любой ситуации на него можно было положиться, он всегда был готов поддержать; Лоренса можно было бросить в водоем любой социальной среды, и он бы выплыл. Она любила его жесткость и дисциплинированность, являвшуюся всего лишь прикрытием страсти к обжорству, лености и несдержанности, которые, несомненно, проявятся в нем, если он сойдет с прямого и верного пути. Она ценила то, что Лоренс Трейнер по-настоящему мог «радоваться» за другого человека, как он открыто выражал, что счастлив за нее. В то время как она давно потеряла желание сорвать с него одежду, лицо все еще привлекало ее. Она любила его резко очерченное, всегда тревожное, красивое лицо.