Лайонел Шрайвер - Мир до и после дня рождения

Правдивые объяснения были непонятны Рэмси. Он презрительно проворчал: «Угу», словно она сказала что-то из ряда вон выходящее.

— И зачем тебе это?

Ирина отвернулась и посмотрела в окно.

— Я люблю тебя, но я связана со своей прошлой жизнью. Она течет параллельно независимо от меня. Я не жалею, что ушла от Лоренса, но иногда задаюсь вопросом, что бы было, останься я с ним. У нас с тобой прекрасная жизнь, но ты должен признать, что она… неспокойная. Тебя неделями нет дома, а когда приезжаешь, мы часами ругаемся и много пьем… В той жизни с Лоренсом были вещи, по которым я скучаю. Порядок. Скромность. Спокойствие. Мне нравилось бывать там. Это помогало поддерживать связь с прошлым и оставаться самой собой.

— Должно быть, ты хочешь, чтобы он тебе вставил, тогда ты тоже будешь чувствовать себя самой собой.

Ирина прижала два пальца к его лбу:

— И вот еще один момент, которого мне очень не хватает, Лоренс никогда не говорил мне такие грубые слова, никогда.

— А должен был, не так ли? Когда ты путалась со мной.

— Получается, я шлюха? Потому что влюбилась в тебя?

— Ты не вполне уверена, что счастлива и что не зря ушла от этого Заумного фаната. — Рэмси принялся вымещать свой гнев на оказавшихся рядом водителях, и Ирина очень надеялась, что его мастерство игрока в снукер поможет ему и на дороге. Впрочем, между цветными шарами и двухтонными автомобилями мало общего.

— Послушай, — начала она, — я понимаю, мое объяснение кажется тебе странным, но подумай о завтрашнем финале. Ради того, чтобы сохранить настрой и концентрацию, ты должен выбросить эти мысли из головы.

— Какая ты заботливая. Ради себя самого я не должен обращать внимание на то, что ты встречаешься за моей спиной с другим парнем.

— Я забочусь о тебе, идиот! Разве ты не хочешь выиграть титул, к завоеванию которого шел с семи лет? Зачем тебе сейчас неприятности! Тебе нужна вкусная еда, приятный вечер в обществе жены и хороший сон.

Увы, идеалистический сценарий даже ей самой казался надуманным.

— А твой мужик ничего, — послышался шепот над ухом, едва она уселась на свое место в ложе для гостей, — сегодня в хорошей форме.

Ирина повернулась и увидела перед собой лицо Джека Лэнса.

— Он ведь сможет.

— Преимущество у него минимальное. Ты, полагаю, не думаешь, что парень с номером тридцать два легко справится с таким финалистом. Наша примадонна появилась в последние секунды и даже не потрудилась причесаться. Держит нас всех в напряжении.

— Комната Рэмси расположена далеко, — сухо произнесла Ирина и отвернулась.

— Судя по твоему виду, ночка у него выдалась сложная.

Горячее дыхание Джека обожгло затылок.

— Благодарю за заботу. — Она ненавидела Джека. Он в свою очередь тоже терпеть ее не мог и даже не старался быть любезным. Когда Рэмси выпал из числа шестнадцати лучших игроков, многие маленькие жесты внимания, такие как цветы, шампанское и суши в номер, исчезли без следа, равно как и улыбка с лица менеджера. Теперь, вопреки ожиданиям многих, Рэмси Эктон все же вышел в финал, Джек опять принялся лебезить перед ним, будто вовсе не он дал ему от ворот поворот два года назад. Впрочем, в существовании Джека был смысл, только благодаря ему тело Рэмси сейчас находится у стола, а не лежит поперек матраса в номере гостиницы.

Свет погас. Чтобы распалить публику, сначала представили Ронни О’Салливана: несомненного фаворита, объект зависти и отвращения. Хотя носить галстук-бабочку уже не считалось обязательным, О’Салливан неизменно появлялся именно в нем, как и в белоснежной сорочке и черном жилете, желая, вероятно, навсегда забыть о неблагочестивой юности, отдав предпочтение классическому покрою в одежде. После лечения в шикарных летних лагерях для взрослых он даже пару лет не нападал ни на кого из Всемирной ассоциации бильярда и снукера. Заняв свое место, Ронни обвел зал серьезным взглядом человека, в свои двадцать пять умудренного опытом, и скромно улыбнулся, давая понять зрителям, насколько изменился его характер.

Следом объявили его противника, Рэмси Эктона, который предстал перед публикой также несколько другим человеком. Следует заметить, что известный своей элегантностью и манерами игрок мог значительно измениться лишь в одну сторону: к худшему. Галстук-бабочка съехал набок, вызывая воспоминания о морской болезни, на белой накрахмаленной рубашке помимо идеально отутюженных мест появились еще и заломы. Щетина на лице бросалась в глаза под ярким светом софитов. Прежде чем сесть, Рэмси оглядел толпу зрителей с таким видом, словно удивлялся, что попал на турнир по снукеру, хотя шел в прачечную.