Лайонел Шрайвер - Мир до и после дня рождения

— Мы с Лоренсом расстались вполне мирно. И, пожалуйста, не обижайся, что тебя не пригласили на свадьбу. Гостей вообще не было. Была лишь регистрация и мы вдвоем.

— Все происходить недавно, да?

— Да, мама, — не колеблясь солгала Ирина. На прошлой неделе они отметили первую годовщину. — И внезапно.

Раиса показала Рэмси путь наверх в бывшую комнату Ирины, где он мог оставить вещи, а затем устроила экскурсию по дому, который смогла купить за бесценок на полученные после развода деньги, когда брак ее все же лопнул в последний год учебы Ирины в школе. (Некогда убогая лачуга стоила сейчас почти состояние, сей факт Раиса лелеяла и скрывала.) Она оказалась в центре русского анклава, где могла жить среди своих соотечественников и в то же время испытывать чувство превосходства над евреями. Больше всего ей не терпелось продемонстрировать гостю свою студию, чтобы подчеркнуть, что она не простая женщина, а балерина и строгий преподаватель танцев (Раиса любила похвастаться, что ученики ее боятся), кроме того, до сих пор ежедневно работает у станка. Этим вечером Раиса не собиралась быть нежной, и Ирина в очередной раз поразилась впечатляющей жесткости своей шестидесятичетырехлетней матери.

К трем часам ночи по лондонскому времени Ирина ощущала невероятную усталость. Сказались бессонные ночи во время работы над «Мисс Дарование» и неумеренное количество вина. Она готова была провалиться в сон здесь же, в гостиной, в неудобном кресле, обитом красным бархатом.

Тот факт, что она бросила хорошего человека ради беспутного игрока в снукер, ухудшил ее и без того незавидную репутацию паршивой овцы. Так почему же она до сих пор считает себя обязанной приезжать домой на Рождество? Рэмси был единственным человеком в ее жизни, который помог ей почувствовать себя красивой. Мать же считала ее невзрачной серой мышкой. Однако мужчины всегда обращали внимание на дочерей Раисы. Ирина уважала мать, но не считала нужным подчеркивать при ней достоинства своего мужа — узкие будра, высокие скулы, густые волосы — лишь для того, чтобы покрасоваться самой.

Когда зять и теща вернулись в комнату, Рэмси подошел к Ирине, склонился и поцеловал в шею. Взгляд матери мгновенно стал напряженным. Раиса не одобряла прилюдные «нежности». Впрочем, для Ирины сразу стало очевидным, что под маской неодобрения кроется простая ревность. Раиса никогда бы не призналась, что строгое соблюдение приличий стало плодом сексуальной неудовлетворенности. На самом деле внутренняя неуверенность, присутствующая в разной степени в каждом человеке, лишь стремление скрыть более глубокие мотивы, все попытки проникнуть в более тонкие слои и заставить людей нервничать совершенно бесполезны. Бросив на дочь и зятя осуждающий взгляд, Раиса извинилась и отправилась в кухню.

Одно из кресел было расположено так, что, сев в него и откинувшись назад, человек упирался головой в полку с отвратительными статуэтками, обожаемыми Раисой, поэтому Рэмси подвинул его на несколько дюймов вперед и сел, ступив на синий с белым ковер. Его ноги утонули в мягком ворсе, заставляя Ирину с тревогой оглядеться. Когда через несколько минут Рэмси убежал наверх в туалет, она поспешила переместить кресло на прежнее место.

Рэмси вернулся с бутылкой «Хеннесси», удивленно посмотрел на кресло, а затем перевел вопросительный взгляд на Ирину.

— У нее свои закидоны, — громко прошептала она. — Она будет в ярости, если увидит на ковре новые вмятины!

— Плевать мне на ее закидоны, — ответил Рэмси, ни на полтона не понижая голос, и передвинул кресло почти на фут — на ковре непременно появится пара новых вмятин, — затем сел и вытянул ноги, словно надеялся, что о них непременно кто-то споткнется. Устроившись поудобнее, он вытащил из кармана пачку «Голуаза», но тут Ирина не выдержала и резко взмахнула рукой. Округлив глаза, Рэмси все же убрал пачку.

Вошла Раиса с подносом, на котором величественно разместились стаканы в серебряных подстаканниках, что казалось неуместным, поскольку чаю никому не хотелось. На тарелочке лежало печенье, от которого Раиса никогда бы не позволила себе даже откусить.

Опустив поднос на кофейный столик, она пристально посмотрела на ножки кресла Рэмси. Если бы она задержала взгляд чуть дольше, ковер непременно вспыхнул бы ярким пламенем.

— Итак, Р-румси , — заговорила Раиса, налив всем чай. — Чем вы зарабатываете на жизнь?

— Я играю в снукер.

— Снуукерс , — Раиса поджала губы. — Это — игра?