Хьюго Клаус - Пересуды

Сперва она спросила, как он поговорил с Учителем. Но чем ближе подъезжали они к аббатству Мурскапелле, чем выше вздымалась масса черепичных крыш впереди, тем, казалось, прочнее она забывала о нем, захваченная процессом управления скутером, с которого ее попка норовила соскользнуть на каждой кочке. Скок-поскок лошадка, скок-поскок жеребеночек, ощущая тепло ее спины и попки, он готов был скакать с ней хоть в преисподнюю. Когда она съезжала с седла, он подхватывал и прижимал ее к себе. Иногда, когда она разгонялась или тормозила, ему казалось, что она летит вперед, зажмурясь.

Наконец скутер остановился. Боль, терзавшая его внутренности, растеклась по всему телу. Она помогла ему лечь на бок у канала. До последней минуты женщины будут помогать мне. Юлия сидела рядом. Она следила за веселым танцем стрекозы над встрепанной ветром водой.

— Мне говорили, ты поешь, — сказал он.

— Забудь. Пройденный этап. Тебе больно?

Фабрика с белыми, плотными облаками пара над трубами откликнулась издалека резким воплем сирены.

— Сейчас полегче.

— Я, пока ехали, три раза кончила.

— Рад за тебя.

— В какой-то момент я боялась, что свалюсь со скутера.

— Спасибо, что не свалилась.

— Мне почудилось, что я падаю, что я вытянула руки, а ты мягко упал на меня сверху.

Стрекоза висела в воздухе — блестящие глаза, тяжелая головка, трепещущие прозрачные крылышки сверкают на солнце.

— В скольких странах ты побывал?

Рене попробовал посчитать, но сбился.

— Во многих.

— Ты, должно быть, видел много всякой жути.

— Само собой.

— И странных обычаев.

Он задрал влажную рубашку и показал ей свою ободранную спину.

Ничего необычного не было в том, что нам пришлось бежать по мягкой желтой грязи, рассыпаясь цепью, скользя и толкаясь, что нас преследовали юные засранцы, палившие из автоматов но, к счастью, одуревшие от ката, а потому не дающие себе труда прицелиться. Обутые в кроссовки, они тоже оскальзывались, и хохотали, и кричали, а иногда пели I can't get по satisfaction. Потом откуда-то вынырнул еще один, лет десяти, мчавшийся к нам, безумно приплясывая и размахивая мачете с такой скоростью, что я застыл на месте. Я не мог даже вскрикнуть. Мачете просвистело мимо лица Шарля. Вечером, в кафе «Матади», Шарль сказал, что ему отрубило полсигареты.

Мы уложили несколько десятков. Кэп точно знает сколько. И несколько девчонок. Оставили их там. Для острастки. Назавтра их головы и половые органы продавались в местной лавчонке. Того, кто закопает возле дома череп, ожидает успех в торговле. Глаза помогают от близорукости. Отрезанные груди гарантируют плодовитость.

— В другое время, в другой стране у нас с тобой могло бы быть будущее, — сказал Рене.

— Кто знает? — откликнулась Юлия.

— Бог быстропердящий.

Юлия прыснула.

— Так люди племени убанги называют пулемет.

— Ты все это прямо сейчас сочинил.

— Нет. Можешь спросить моих собратьев.

— Вот с кем я не хотела бы встретиться.

— Нет так нет. И потом, их довольно трудно разыскать. В Конго нас было двенадцать. Шестеро уцелело. Четверо из них — в тюряге. Не всегда успеваешь вовремя остановиться.

Она легла с ним рядом, стала слизывать следы соли с его лица.

— Не трогай мою спину, — сказал он, отодвигая ее в сторону и прижимая ее плечи к траве.

— Осторожнее.

Ощущения показались ей похожими на те, что она вычитала в «Сестре Сулиме Седьмой» [84] Пародия на несуществующий дамский роман. : «Ее груди, разбуженные треском и тряской итальянской стальной лошадки, согрелись, напряглись и отяжелели, и она прижалась к нему, а он, скользнув губами по ее щеке, промурлыкал, словно огромный кот, что рад ее видеть, и волоски на ее шее поднялись дыбом. С восторгом она ощущала, как слабеет и слабеет ее тело, а когда и он достиг своей вершины, то, словно младенец, присосался к кончику ее носа».

— Ты что, девственница? — спросил он.

— Тебе это кажется странным?

— Да.

— Для моего возраста?

— Да. Серьезно, что, никто никогда тебе не впендюривал? Ни разу?

— Нет.

— Потому что ты католичка?

— Нет. Просто я себя берегла.

— Для принца на белом коне?

— Для тебя.

Глава четвертая «Сестры Сулимы Седьмой» заканчивалась так: «Неужели сама любовь может стать смертельной, если отдавать всю себя этой животной игре?»

— Слушай, — сказала Юлия, — ничего не говори Ноэлю. Обещаешь?

— Обещаю, — сказал он, слизывая кровь, стекающую по ее ноге.

Десятилетний негритенок приплясывал на месте. Подняв мачете над головой. Шарль вскрикнул и отскочил в сторону. А я шарахнул изо всех сил прикладом по черной, блестящей детской головке. Он упал. Я поднял мачете. Всегда используй оружие врага. Я разрубил ему голову, бело-розовые мозги вылетели из черепа на его трепещущую грудь.