Александр Ткаченко - Левый полусладкий

«Халява, сэр, а на халяву и уксус сладкий», нет, чтобы так прямо и заявить. Так нет же — лапши навешают, и ты вместо пятизвездочного отеля ночуешь в пансионате, вместо американского «Вранглера» носишь подмосковный, вместо виски «Джим Бим» — «Бим Джин». Кто сказал, что дело Ленина, Маркса, Энгельса умерло? Материализм есть? Есть. Прибавочная стоимость есть? Есть. Город Энгельс есть? Есть. А главное, как растет самосознание и благосостояние людей.

Недавно я шел по подземному переходу на Лубянке вечером. Молодой мужик почему-то поднимал и отворачивал чугунные сточные решетки, все в грязи. «Эй, что делаешь?» — весело спросил я его. Он мне с достоинством ответил: «Деньги собираю, люди теряют, им лень доставать…» — «Ну и сколько собрал?» — «Сто тысяч», — нешуточно ответил он мне. И я вспомнил, как на этом же месте, лет пятнадцать назад, примерно в такой же час вечера два поддатеньких мужичка что-то там мараковали, сидя на корточках над этими же решетками. В их руках были всякие приспособления — крючки, проволочки, нитка, утяжеленная пластилином, и так далее. Вокруг них крутились и клубились болельщики и советчики, но ничего у них не получалось. Я подошел поближе и понял, что они узрели на дне сточной канавы рубль и пытались достать его уже достаточно долго. Всего лишь рубль…

Я сидел в одной из кафешек бульвара Сен-Дени. Напротив — то, что по моим представлениям частично воплощало Париж, — прекрасное облако-женщина. Сгущаясь, плыло и останавливалось перед моими глазами, как на полотнах импрессионистов. Была и не была, красива и нет, но знаменитый французский шарм делал свое дело. Какой-то один из ее шальных взглядов остановился на мне, поползал и отлетел, но вдруг вернулся… Ей не было тридцати, она протянула из облака зажигалку, когда я дал понять, что мне нужен огонь. Проститутка, подумал я, и тут же спрятал эту мысль подальше. Ну почему так сразу? — красивая, одна, Сен-Дени… Что, не может просто так, просто в своем городе одна пить кофе и?.. Она встала и превратилась из облака в обычную фигуристую женщину в неброском наряде и пошла, бросив на меня еще один взглядик.

Париж шалит. Париж дурманит. Я догнал ее у перехода. Дальше мы пошли уже вместе. Разговор ни о чем. Хорошая погода, город искусства, прекрасный кофе… «Почему бы не выпить еще чашечку кофе, я живу здесь неподалеку…» — «Почему бы и нет…» И вот мы уже идем по узкой улочке, она как-то примирительно шлепает каблучками. «Точно, проститутка», — мелькает в голове. А почему бы и нет? Но почему не говорит о деньгах?.. Господи, какая же я сволочь, так прямо и проститутка, где же ее сутенеры, которые должны жадно преследовать нас? Я машинально оглянулся. Никого. Господи, какой же я мерзавец, даже если она и… но это же ее дело. Да нет, просто какая-то симпатия, чашечка кофе для гостя из Москвы. Неужели я бы не сделал этого дома, познакомившись с парижанкой где-нибудь в полутуристическом месте?

Наконец мы пришли, как я понял, к ее дому и стали подниматься по крутой каменной сбитой лестнице. Примерно на пятом этаже мы остановились перед оцинкованной дверью, она стала открывать ее ключом. Вдруг я заметил сидящего на стуле крупненького, крепенького араба и все понял. Это был ее нукер, сторожила. Он одобрительно кивнул ей и презрительно посмотрел на меня. Она вошла в комнату и сказала — «семьсот франков» и тут же разделась. Я стоял ошарашенный таким поворотом. Она сказала повелительно: «Нет денег, зачем пришел» — и каким-то словом позвала нукера. Он был высок и стремителен и без промедления выпалил: «Давай пятьдесят долларов и проваливай отсюда». — «За что?» — «За то, что ты уйдешь отсюда живым». — «Да, но я…» — «Иначе у тебя будут проблемы, парень»… Я спускался вниз и думал о том, что это слишком низкая цена — пятьдесят долларов — за возможность остаться жить на свете. Я спускался и постепенно отходил от холодка, пробежавшего у меня по темени.

Но где наша не пропадала! Мы привыкли, что нас все время нагревают, и поэтому не очень расстраиваемся: то великий жулик — государство, то уличный жулик — наперсточник. Так что, в очередной раз попадая, ты суммируешь все жульничества, в которые был вовлечен и оставался без денег, и понимаешь, что на этот раз все закончилось не так уж плохо. На эту психологию и рассчитывают жулики. И если тебя нагревает жулик, которого ты любишь, то это просто игра. Но вернемся в Париж. Погуляв и успокоившись, я рванул на плас Пигаль… Париж дурманит. Париж чудит. В голове крутятся строчки не то Клячкина, не то Кукина: «Здесь, как на плас Пигаль, весельем надо лгать…» И вот ты уже замечаешь рекламу горячего стриптиза. «Человек» приглашает тебя, и ты спускаешься в довольно приличный ресторан, тебя встречают и говорят, что за сто франков входных одна выпивка бесплатная. Ну коль одна бесплатная, значит, ребята солидные, все о'кей. Тебя усаживают напротив «горячего шоу», которое на поверку оказывается не очень горячим. Ну раздеваются, ну танцуют, по одной, по две. Но в чем же жульничество? — спрашиваю я себя. Нет здесь жульничества. Для них горячее, для меня теплое шоу, какая разница, надо отдохнуть, расслабиться, попробовать Париж.