Майлз на Гапалинь - Поющие Лазаря, или На редкость бедные люди

– Удивительна, о почтенный, – сказал я, – жизнь в наши времена.

И действительно, продвигаясь по ходу нашей охоты и грабежа от дома к дому, мы взошли в конце концов на высокий холм, откуда открывался вид до самого морского побережья, где высокие белопенные волны накатывались на сушу. У нас, на вершине холма, погода была ясная, но по виду моря сразу можно было сказать, что там, у людей внизу, бушует буря и что несладко сейчас рыбакам в волнах. Женщин, плачущих на берегу, было не разглядеть, очень уж большое нас разделяло расстояние, но, без сомнения, они там были.

Мы уселись на скале, я и Седой Старик, чтобы немножко передохнуть. Все карманы и одежда на Старике чуть не лопались от наворованного, не говоря уже о тех ценных вещах, которые он держал в руках и под мышками. Поистине, в тот день он прекрасно поохотился, и уж точно, что не польза была жителям Росанн от нашего похода туда. Старик велел мне нести часть добычи.

– А теперь мы пойдем, – сказал он, – в дом моего друга, Фердинанда О’Рунаса в Килл Аэд, я останусь там на ночь, а ты, пообедав, отправишься обратно домой. Я возьму у Фердинанда повозку и вернусь домой завтра со всем тем добром, что благополучно добыто мною сегодня на охоте.

– Хорошо, уважаемый, – сказал я.

Мы пошли. Маленький беленый домик на том краю долины, где жил Фердинанд, располагался по правую руку, если идешь на восток. Там нас приветствовали с великим ирландским гостеприимством. Фердинанд был древним стариком, и с ним жили только его дочь, Нобла, невысокая девушка, красивая и миловидная, и старуха (неизвестно, приходилась ли она ему женой или матерью), которая двадцать лет уже как помирала, лежа на постели в углу, но пока ей так и не удавалось выйти из большой игры. Был у него сын по имени Микки (прозвище его было Картежник), но в то время он был на востоке, на гулянке в Шотландии.

Добро Седого Старика припрятали в надежное место, – чувствовалось, что для всех это дело привычное, – и затем мы все сели есть картошку. Когда с едой было покончено, Седой Старик сказал Фердинанду, что я человек молодой, мало знающий жизнь, и что я ни разу не слышал настоящего сказа от настоящего сказочника в старом ирландском стиле.

– А потому, Фердинанд, – сказал он, – не вредно было бы, если бы ты рассказал нам историю, если совпадает это с твоими желаниями.

– Я охотно рассказал бы историю, – сказал Фердинанд, – но не пристало сказочнику рассказывать историю на вечерних посиделках, не устроившись уютно у очага и не сунув свои старые ноги в горячую золу; место же, где я сижу, далеко от огня, и ревматизм не позволяет мне подняться и подвинуть мой стул к очагу. Это все они, эти двое – нечистый и Морской Кот – наслали на меня такой ревматизм, чтоб их обоих задавило!

– Коли так, – сказал Седой Старик, – я придвину твой стул, а вместе с ним и тебя.

Сказано – сделано. Подвинули сказочника О’Рунаса поближе к огню, и все мы расселись там же вокруг и грелись, хотя никакого холода в тот вечер не было. Я с любопытством посмотрел на рассказчика. Он с удобством расположился на стуле, осторожно поерзал, пристраивая свой зад, сунул ноги в золу, разжег свою трубку, и когда наконец уже сидел он с полным удобством, он прочистил горло и начал свой рассказ.

“Не знал ни я сам в бытность мою юнцом, валявшимся в золе, – начал он, – ни Патси, ни Микки из наших, ни Кудрявая Нора, дочь Большой Нелли, дочери Педара-младшего, отчего этого человека прозвали Капитан. Однако по всему было видно, что немалую часть своей жизни он провел в море. Видно, он всему предпочитал свое собственное общество, поскольку жил он один в маленьком беленом домике в уголке долины по правую руку, если идешь на восток, и здешним людям поистине редко случалось видеть его. Вид у него был мрачный и одинокий, и не раз я слышал, как люди говорили, что страшная и позорная вина, которой нет названия, лежит на всей его жизни. Говорили, что провел он немало лет на гулянке в Шотландии, что в молодости своей пил он довольно, и не одну только воду с простоквашей, и что не самые прекрасные поступки совершал он, будучи пьян, поскольку был он человеком вспыльчивым и беспокойным и не привык сдерживать и усмирять порывы гнева, которые находят временами на каждого. Впрочем, он был мягким и вежливым человеком для тех, кто привык к нему, – так я слышал. Великое множество историй можно было услышать про него. Говорили, что был он священником в Шотландии, что сбился на пару шагов с пути истинного и его вышвырнули из Церкви. Другие говорили, что он убил человека в кабаке в дни своей молодости и теперь скрывается в Росанн. И подобная история находилась у каждого, кто бы ни заговорил о нем.