Яков Шехтер - Любовь и СМЕРШ (сборник)

Немцы мне поставили всего одно условие: или я продолжаю работать в тех же мастерских, но уже на них или … фииить-ю! Я, разумеется, выбрал работу, только делать ее стал с тонкой подковыркой. Такой, что не всякий заметить мог. Детонаторы выглядели абсолютно правильными и собирались прекрасно, вот только взрываться они не взрывались.

Я прекрасно понимал, что рано или поздно меня накроют, и стал готовиться к бегству. Договорился со знакомыми поляками в свободной части города, что они меня спрячут. За еду, разумеется, даром никто помогать не хотел. Сало и прочую снедь я потихоньку воровал у своих охранников, литовских полицаев, и передавал полякам. Натаскал я им куда больше, чем договаривались, и со дня на день планировал сбежать, но тут произошел неожиданный случай.

Охранники все время ворчали, что кто-то ворует у них еду. Я, как мог, пытался их разубедить, доказывал, что попасть в запертую на два замка комнату с продуктами невозможно, и это они сами, напившись, лопают без разбору и счету. А для того, чтобы такое рассуждение выглядело правдоподобным, я постоянно подзуживал их на пьянку. Ну, особенно стараться не приходилось, они с полунамека понимали и радостно брались за дело.

И тут кто-то им донес, будто видел, как в окно комнаты, где хранились продукты, забирается мальчишка. Мне это было на руку, хотя я плохо представлял, кто в состоянии протиснуться сквозь довольно частые прутья. Такое мог совершить только четырехлетний или пятилетний ребенок, но разве он в состоянии так ловко лазить и соображать?

Полицаи разделились, один продолжал сопровождать меня на работу, а второй прятался и следил за домом. И действительно на второй день слежки он засек мальчишку. Тот протиснулся через решетку и забрался в окно. Полицай решил поймать его с поличным, но не успел. Пока он шел к окну, ребенок успел вернуться и, увидев полицейского, бросился к дому напротив и был таков.

Полицай помчался за патрулем, пришли немцы. Обыскали весь дом, но ребенка не нашли. Вообще, как он сумел уцелеть после трех акций — непонятно. На тот момент детей его возраста в гетто уже не осталось. Кроме тех, которые прятались.

Немцы проверили дом, полицаи самолично тыкались во все углы, но мальчишку не обнаружили. Тогда они отправились восвояси, а через полчаса внезапно вернулись, предполагая застигнуть мальчишку врасплох. Снова ушли и снова вернулись. Я за обысками через окно наблюдал и видел: что перед тем, как немцам открывают входную дверь, в комнате напротив какая-то тень вверх взмывает, точно на чердак прячется. Но чердаков в комнатах не бывает, значит — дело в фальшивом потолке.

Вернувшись ни с чем, разозленные полицаи уселись ужинать, выпили крепко и тут один говорит другому: — давай жидов проучим — перестреляем всех обитателей дома. Пусть знают, суки, как воровать еду у полицейских.

Я как это услышал, от страха обмер. В том доме жили человек сорок, если не больше. Нежели все погибнут из-за мальчишки?

В том, что эти подонки исполнят свое намерение сомнений не возникало. Пошатываясь, они набили подсумки обоймами, взяли винтовки и пошли к двери.

А ведь вина за убийство падет на мою голову, — сообразил я. — Сколько там мальчишка мог унести, протащить через форточку и решетку? Львиную долю продуктов украл я, значит, я и обязан действовать.

— Стойте, — сказал я полицейским. — За убийство стольких евреев комендант вас по головке не погладит.

— Идиот, — буркнул один из них. — Он нас еще и наградит!

— А если они станут сопротивляться? — крикнул я. — Там же много молодых мужчин и парней.

— Кто будет сопротивляться, — усмехнулся второй. — Эти клопы? Да они пикнуть не посмеют.

— А вдруг посмеют, — настаивал я. — Увидят вас пьяными, к тому же всего двоих. Навалятся всем скопом, и поминай, как звали.

Полицейские остановились у входной двери, в их глазах тупо зашевелилось опасение. Тогда я предложил:

— Зачем вам все? Я притащу воришку — его и убивайте.

— А ты знаешь, как его отыскать? — с подозрением спросил первый полицейский.

— Думаю, что знаю.

— Тогда почему раньше не сообщил? — насупился второй.

— Только сейчас сообразил.

— Ну, пошли. И если обманул, берегись, получишь по первое число.

Пока мы шли к домику напротив, ужасные сомнения закрутились в моей голове. Имею ли я право так поступить? А вдруг полицаи ограничились бы только угрозами и никого бы не стали трогать? Что весит тяжелее на весах справедливости: верная смерть одного ребенка или возможное убийство сорока взрослых? О-хо-хо, дай вам Бог никогда не стоять перед таким выбором!