Яков Шехтер - Любовь и СМЕРШ (сборник)

На следующее утро по велению Гостивита все владыки Чехии собрались в замке.

— Как и предвидела основательница рода, — начал князь, — к нам пришел маленький угнетенный народ, в поисках защиты и помощи. Я бы с радостью выделил им место, так как они принесут нам счастье и благополучие, но отложил решение до завтра, потому, что сначала хочу выслушать ваше мнение.

— Сделай, как ты хотел, — ответили владыки. — Так велела Любуша, да будет так!

Князь выделил евреям место на берегу Влтавы и принял их под свою опеку. Маленький народ верно держал слово: по свидетельству самого старого летописца Чехии, Космы, только благодаря мощной поддержке пражских евреев, Гостивиту удалось полностью изгнать немцев из страны.

На этом заканчивается умилительная легенда. Предание, оформленное в виде летописи, несколько по-иному освещает гостеприимство чешского народа и его правителей.

«В 1388 году, во время правления короля Вацлава Ленивого, толпа горожан напала на еврейский квартал Праги. Евреи должны были отречься от своей веры или умереть. Они не ожидали нападения и не смогли оказать серьезного сопротивления врагу, имевшего, к тому же, огромный численный перевес.

Старики, женщины, дети и уцелевшие в бою мужчины скрылись в Староновой синагоге. Разъяренная толпа выломала решетки на окнах, выбила дверь и ворвалась вовнутрь. Никто не захотел отказаться от своей веры, и всех — сначала детей на глазах у матерей, затем женщин на глазах мужей — беспощадно убили. Кровь разлеталась брызгами по стенам молитвенного дома и ручьями струилась вдоль стен. Король Вацлав оставил происшествие без суда и наказания».

Предание отстоит от легенды-литературы на степень доверия и на его продолжительность. Я готов верить, будто Грегор Замза, проснувшись однажды утром, обнаружил, что он у себя в постели превратился в странное насекомое, но верить в это я буду, только пока читаю рассказ Кафки.

Приступая к чтению, читатель дает согласие пребывать в мире, где человек может превратиться в насекомое, а волки заговаривают с гуляющими по лесу девочками. Но это не единственное соглашение, которое он принимает, их много, и мне иногда хочется отложить в сторону свои писания и составить краткий перечень законов и соглашений, определяющих пребывание читателя в литературных мирах. Впрочем, вряд ли такая задача под силу одному человеку.

Главное из этих соглашений можно обозначить как «подразумеваемая честность». Читатель отдает писателю часть своей жизни, расходуя ее на погружение в придуманный им мир, писатель, в свою очередь, обязуется возместить эту утрату занимательным сюжетом, новым взглядом на известные проблемы, живописной лексикой и прочими достоинствами художественного текста. Открывая книгу, читатель подразумевает, что соглашение будет выполнено, если же такого не происходит, он чувствует себя обманутым и с раздражением оставляет текст.

Отыскивать запрятанные намеки, бродить по тайным ходам, прорытым писателем, расшифровывать аллюзии и реминисценции читатель станет только после удовлетворения первого голода, обусловленного вышеуказанным соглашением.

Впрочем, существует еще идеальный читатель, типа тель-авивского прозаика Миши Ю., способного, словно жемчужная устрица, обволочь собою песчинку, превратив ее в драгоценность. Однако отыскать такого читателя куда сложнее, чем написать текст, удовлетворяющий рядовым запросам.

Легенды литературы краше и уютнее преданий; литература, в большей своей части — уплощение реального мира, уменьшение количества влияющих факторов. Одна из целей литературы — сделать действительность более понятной, в этом секрет популярности мыльных опер и аргентинских телесериалов. Они создают мир-убежище, в котором зритель чувствует себя уверенно.

Чем ближе мир литературного произведения к реальному, тем меньше у него будет зрителей.

«Профессор Мориарти натуральнее Пьера Безухова, — пишет Эко, — потому, что жизнь, вне всяких сомнений, куда больше похожа на „Улисса“, чем на „Трех мушкетеров“.

Мир, в который попадает читатель, вовсе не обязательно тот же самый мир, в котором находился автор произведения. Интерпретация текста читателем может завести его довольно далеко. В принципе, автор заинтересован в наибольшем количестве интерпретаций: он мечтает об идеальном читателе, мучимом идеальной бессонницей, который угадает, достроит, развернет — то есть, заставит работать на себя ленивый механизм текста. Для этого хитрый автор расставляет в тексте, словно капканы, разнообразные намеки, куда неминуемо должна угодить фантазия читателя и повести его по собственному пути.