Яков Шехтер - Любовь и СМЕРШ (сборник)

Ехали долго, и я с интересом разглядывал несущиеся навстречу рекламные щиты. Большинство из них были такие же, как в Израиле: Икеа, Нокиа, Панасоник. Удивляло то, что все по-русски, но и к такому можно привыкнуть.

Среди плакатов иногда попадались перлы:

«Мы вас любим и делаем скидки!

Для настоящего коммерсанта пятнадцать лет не срок!

Хватит мечтать, пора обLADAть!

Замочил соседа — застрахуй квартиру!»

Войдя в лобби гостиницы, я с подозрением огляделся. Для самого большого публичного дома Европы лобби выглядело весьма прилично, никаких намеков на буйство разврата мой встревоженный взгляд не обнаружил. Девушки у стойки администратора держались очень приветливо, но не более того.

Затащив чемодан в номер, я быстро разложил вещи, узнал по телефону как звонить ко мне из-за границы, отправил жене SMSку и пошел в ванную. Кран с горячей водой оказался почему-то не слева, а справа и это небольшое напоминание о российской реальности чуть не обожгло мне руку. Из крана текла не вода, а кипяток, хоть чай заваривай. Пока, отыскивая баланс, я лихорадочно крутил «холодную» ручку, зазвонил телефон.

— Жена, — подумал я. — Приятная оперативность.

Но это оказалась не жена.

— Лечебный массаж? — вкрадчиво спросила трубка. — Релаксация, полное снятие напряжения?

Судя по тону, мне предлагали снимать напряжение совершенно конкретного вида.

— Спасибо, — сказал я. — Обойдусь своими силами.

— Но это вредно, — огорчилась трубка.

— Про свои силы — это в другом смысле, — поправился я. — В том, что я не нуждаюсь в ваших услугах. Всего хорошего.

Завтра мне предстояли две встречи с читателями и множество звонков. Я принял ванну, улегся в двуспальную кровать и моментально заснул. Разбудил меня стук в дверь. Еще плохо соображая, что происходит, я накинул халат и отворил. За порогом стояла девушка в гостиничной униформе. От стандартной она отличалась длиной юбки, и глубиной декольте.

— Мужчина? — спросила она, изображая соблазнительную улыбку. — Хотите отдохнуть?

— Да, да, да! — зашипел я, наливаясь злостью. — Очень хочу…

Но не успел я завершить фразу, как девушка воскликнула:

— Чудесно! Сейчас вам пришлют девочку.

И тут я совершил стратегическую ошибку.

— Спасибо, но у меня уже есть, — произнес я, начиная закрывать дверь.

С девушкой произошла моментальная метаморфоза. Соблазнительность точно ветром сдуло, ярость исказила ее черты, она резко всунула ногу в щель и так наподдала дверь, что я, не ожидавший удара, отлетел в сторону.

— Зойка! — заорала красавица, вглядываясь в темноту номера. — Ты опять, тварь, по чужим клиентам шастаешь? Все, блин, это твой конец!

— Мужчина, — обратилась она ко мне, берясь за ручку двери. — Отдайте мне эту шалаву. А я вам в сто раз красившую пришлю. И без денег.

— Нет, — твердо сказал я, окончательно проснувшись. — Катись отсюда. И отпусти дверь, или я позвоню в милицию.

— Звони, сколько хочешь! — красавица презрительно наморщила лоб. Можно было подумать, что вся милиция, начиная от последнего постового до первого министра, находится у нее на прикорме.

Лобик-то она нахмурила, но ручку, тем не менее, отпустила.

Я захлопнул дверь, выдернул из телефона шнур и завалился в постель.

День начался серым рассветом над кровавыми стенами Кремля. Он стоял за моим окном приукрашенный реконструкцией, желтеющий куполами соборов, новым золотом крестов. Приземистое здание правительственного дворца тяжело бугрилось под зеленой крышей. Я задернул штору, наложил тфиллин и начал утреннюю молитву. Близкое соседство с сердцем бывшей империи зла не мешало. В Кремле теперь сидели другие люди, и я помянул их в молитве, попросив Всевышнего благословить их мудростью и терпением.

А потом все покатилось, застучало колесами метро, шипением эскалаторов, гулким отзвуком шагов в переходах. Встречи с читателями проходили неплохо, я уже привык к настороженному блеску глаз перед началом и научился находить тропинку к сердцу аудитории.

На человека, стоящего перед публикой, всегда смотрят настороженно. Видимо, тут срабатывает некое чувство локтя — мы вместе внизу, а он один на сцене. Само расположение сразу приводит к непроизвольному отталкиванию, пусть незначительному, но вполне ощущаемому, когда смотришь в зал с высоты подмостков.

К Зееву я добрался только через два дня. Он сидел в своем офисе, охраняемом, словно блокпост на ливанской границе, и грустно пил чай. Впрочем, байстрюка, возникшего в результате сочетания кипящей воды с бумажным пакетиком, трудно назвать этим благородным именем.