Джойс Оутс - Сад радостей земных

– Он уже старый. Какого черта тебе от него надо? Ты что, влип в историю, полиция, что ли, за тобой гонится? Или из-за какой-нибудь девки влип? Какая там беда ни есть, мог бы потерпеть до утра.

– Где он?

– Сходи за ним сам, коли он тебе понадобился.

Они ждали. Клара все взглядывала на него и сразу отводила глаза, будто увидала в его лице что-то такое, с чем еще не могла освоиться. Кречет видел – грудь ее часто вздымается, слышал прерывистое, испуганное дыхание. У него тоже неудержимо тряслись руки. Он опустил глаза – с мокрых башмаков на кафельный пол натекла лужица.

– Вот видишь, промочил ноги, теперь расхвораешься, – сказала Клара. Но не только Кречету, ей и самой эти слова показались фальшивыми. А потом она выговорила слабым, мучительно дрогнувшим голо сом:

– Кречет…

– Не называй меня так!

– Что ты хочешь делать?

Кажется, целая вечность прошла, и наконец опять послышались шаги Ревира. Он неуклюже спускался по лестнице, из-за артрита одно колено у него не сгибалось. Кречет ждал, прислушивался и чувствовал, как что-то жжет глаза.

– Кречет… – опять начала было Клара.

– Молчи!

В дверях появился Ревир. Он натянул на себя старый комбинезон для всякой черной работы, штаны линялые, в пятнах. Стал на пороге и посмотрел на Кречета.

– Что такое, чего ты шумишь? – спросил он.

– Иди сюда и молчи! – крикнул Кречет.

Вытащил револьвер и положил подле себя на буфетную стойку. Руки тряслись.

– Что это ты…

– Заткнись! Слышать тебя не могу! – заорал Кречет. – Иди сюда и заткнись!

Старик вошел в кухню. Споткнулся было, но тотчас овладел собой; он не сводил глаз с револьвера под рукой Креста. Клара бессильно откинулась на спинку стула и смотрела в лицо Кречету. Она очень побледнела. Никогда еще Кречет не видел ее такой старой, у него что-то перевернулось внутри, неистово затрепыхалось. Дышать становилось все трудней. Он смотрел на мать и Ревира – у обоих на свету черты лица обозначились резко, грубо, хоть Клара и позаботилась, чтоб свет был мягкий: он таинственно льется из каких-то мерцающих трубок, скрытый за посудными шкафами.

– Мне… – начал Кречет. Голос сорвался, не хватило воздуха. Он положил руку на револьвер. – Мне надо…

Он беспомощно смотрел на них. Проходили секунды; тихонько гудели лампы дневного света. Гудели часы и холодильник.

– Мне надо кое-что тебе объяснить, – сказал Ревиру Кречет.

И опять он стоит и ждет чего-то, и нет у него слов. Голова будто набита жаркой ватой. И губы, кажется, распухли – толстые, непослушные. Наконец он сжал в пальцах револьвер, поднял… так долго надвигалась эта минута.

– Кречет!.. – вскрикнула Клара.

– Тише ты! Не могу я больше, – выговорил он непослушными губами. – Не могу я. Мне… – Он пытался вы прямиться. Так трудно было стать прямо, расправить плечи, казалось, спина вытягивается, весь он становится длинный-длинный; он глубоко вздохнул, и грудь тоже необыкновенно расширилась. – Я вот зачем вернулся, мне надо ему объяснить, что я сделаю. С тобой и с собой, – прибавил он, обращаясь к матери. Клара сидела босая, пальцы ног зябко поджались на кафельном полу. – Пускай знает, почему это я. Тогда он после сможет объяснить.

– Что он сказал? – спросил Ревир.

– Ничего! Он рехнулся! – со злостью сказала Клара.

Она поднялась. Кречет вжался спиной в буфетную стойку. Выставил перед собой револьвер, направил на Клару.

– Ты что делаешь? Дурак, псих! Вроде есть башка на плечах, а дурак! Поглядел бы на себя! Стоит тут… И сам не урод, и башка на плечах, а запсиховал! Вот заберут тебя в сумасшедший дом – и черт с тобой! Кречет…

Лицо Клары задрожало, исказилось. Она смотрела на Кречета, будто искала в его лице нечто такое, чего совсем не хотела видеть.

– Кречет, все, что я сделала… это я для тебя, ты же знаешь. Это я для тебя…

– Молчи! Слышать не могу!

– Да чем же я виновата? Всю жизнь на тебя положила… всю жизнь… Дурак! Псих ненормальный! – вдруг закричала она.

Казалось, она сейчас на него набросится. В крике оскалены зубы, в уголках губ блеснула слюна.

– Нет, ты меня не застрелишь! Думаешь меня застрелить? Меня? Родную мать хочешь убить? Не выйдет, рука не повернется! И курок не спустишь! Не спустишь, смелости не хватит! Тряпка, вот ты кто, мямля, я-то знаю… В точности как он. Ты ни капельки не лучше его! Он воображал, что все на свете понимает, а чего добился? Ничего! Ничего! И ты такой же!

Кречет поднял револьвер. Мать брезгливо скривилась, будто сейчас сплюнет.