Джойс Оутс - Сад радостей земных

Он совсем задохнулся от быстрой ходьбы. Дебора холодным взглядом обвела тесноватый вестибюль с жалкими потугами на роскошь: истертый ковер красного бархата, поддельный мрамор.

– Хочешь чего-нибудь поесть или пойдем наверх? – спросил Кречет.

– Я не голодная.

Вошли в лифт. Кречет поморщился: по стенкам с трех сторон зеркала, очень неприятно, когда справа и слева маячит собственный профиль. Дебора стягивала темные кожаные перчатки. Как-то по-особенному посмотрела на свои кольца – одно с крупным, далеко выступающим бриллиантом, другое гладкое, обручальное: ясно, это они для него, чтобы он заметил. Дверцы раздвинулись, он подтолкнул Дебору и сам вышел за нею.

– Всегда ты останавливаешься в каком-нибудь мерзком логове, – сказала Дебора. – Ты их нарочно выбираешь. Он отворил перед нею дверь номера, и вот оно, последнее оскорбление: мутные, белесые стены, посеревшие от копоти из решетки вентилятора, и кричаще-яркие занавеси, вычурно задрапированные вокруг окна, которое выходит в пустоту.

– Я не люблю тебя. Наверно, я тебя ненавижу, – сказала Дебора.

– В тебе ровно ничего нет такого, за что можно любить. Меня тошнит от всего этого. – Она швырнула перчатки на комод, на его бумаги. В зеркале ее смуглое лицо казалось зеленовато-бледным, от беспощадного верхнего света на него ложились уродливые тени. – Очень странно, вот я прихожу сюда с тобой – и ничего, а за стол с тобой сесть не могу. Кусок в горло не пойдет.

– К чему ты все это говоришь?

– Не зли меня. Разве не видишь, я устала. Ни малейшего желания разговаривать.

Кречет щелкнул выключателем. Несколько минут Дебора стояла в полутьме, словно его здесь и не было. Потом обернулась, и они обнялись – теперь, без света, они стали нежней друг с другом. Запах ее колос, ее тела кружил Кречету голову; нахлынуло волнение, казалось, в мыслях он сейчас унесется далеко вперед, отрешится от этого мучительного напряжения. В холодной, незнакомой постели, на дешевом матрасе Дебора припала лбом к его шее и, пряча лицо, зашептала:

– Ты мой единственный друг. Я все время о тебе думаю. Считаю дни – когда мы опять увидимся? Почему ты не живешь в городе?.. Я не могу ни с кем говорить, только с тобой. И не хочу я больше ни с кем говорить. Никому я не верю, а тебе верю… Тебе я все на свете могу сказать, и ты не обратишь это против меня. Тебя мне не стыдно. Я всю жизнь тебя ненавидела – и любила тоже. Я не хотела тебя любить…

Руки и ноги у нее худенькие, но крепкие. Телом она почти ребенок, но оно мускулистое, чуть ли не жилистое, в нем чувствуешь какую-то упрямую силу вне возраста. В полутьме все-таки различаешь огромные, до жути красивые глаза, такие бывают только на картинках… странно, он с детства видел эти глаза, и все равно его всякий раз ошеломляет, какая она стала красавица.

– Что сказал твой муж, когда ты собралась уходить?

– Молчи, не говори о нем.

– Не удивился?

– Молчи, я сказала.

Позже, когда она лежала рядом сонная, ослабевшая, Кречет сказал:

– Я сегодня утром был у врача.

Дебора пошевелилась.

– Разве ты болен?

– Да нет, не то что болен. Сам не знаю.

Она тронула его лоб ладонью; так могла бы его коснуться Клара.

– Что же с тобой?

– Ничего, – сказал Кречет. – Он говорит, я слишком нервный.

– Какой же ты нервный, – возразила Дебора. – Вот я и правда нервная. А ты очень спокойный.

Кречет совсем не замечал, как летит время. В комнате сгустилась тьма. Он обнимал Дебору и все ждал: что-то случится, каким-то чудом и ее захватит та любовь, что владеет им. В прошлый раз это почти уже случилось. Ее тело вдруг ожило, напряглось в стремлении слиться с ним до конца, вся она омылась потом. Даже в минуты самых тесных объятий ему кружит голову прошлое: вспоминается Дебора – маленькая девочка и школьница в старших классах… память рисует все новые образы, будто силится уверить: да, ты обнимаешь сейчас ее, ту самую, она живая, настоящая. Он остался без дыхания – разбитый, разочарованный. Оттого что она может так горячо ему отвечать, ей кажется: страсть сама по себе способна творить чудеса; а он просто взвинчивает ее почти до истерики, и потом она чувствует себя угнетенной и беспомощной.

– Я думаю съездить в Европу, – немного погодя сказала Дебора. – Не летом, а, пожалуй, в сентябре. Хочу вырваться из этого мерзкого городишки.

– Он поедет с тобой?

Дебора отвернулась, будто он задал глупейший вопрос.

– Я буду по тебе скучать, – сказал Кречет.

Они долго молчали. И вдруг оказалось – уже очень поздно, ей надо бежать.