Антон Тарасов: Сказки PRO…

То, что капля никотина убивает лошадь — чистейшей воды правда. Но эту мамашу с цигаркой, судя по ее габаритам, никакой никотин в жизнь не взял бы. Ребенок изредка поднимал голову и глядел на то, как мама делает очередную нервную затяжку и выпускает из носа колечками дым.

Я стоял и тоже на это смотрел. Это был мой второй день в костюме хомяка. Первый день прошел в каком-то безумном водовороте — наверное, был я не хомяком, а белкой в колесе. А еще за день до этого директриса вызвала меня к себе и поставила перед фактом: мол, не нужно им столько разнорабочих в сезон — сколько столько, если я был один-одинешенек в парке? — и выхода другого нет, как увольнение по собственному желанию, причем, сейчас же, незамедлительно. Мгновенно пропало желание думать о выдернутых сорняках, высаженных кустарниках, убранном мусоре, прочищенных канавках в парке. На первый план вышли эмоции.

— Как это по собственному желанию, если такового желания не имею, и в ближайшее время иметь не планировал? — возмутился я.

Директриса призадумалась. Видимо, такая простая мысль ей в голову по совершенно неизвестной причине не приходила.

— Есть выход! — вдруг удивленно заметила она. — У нас не хватает аниматоров. А ты представляешь, как важны аниматоры для такого парка, как наш? Это совсем другой уровень, я бы сказала, что даже европейский.

«Да, европейский, — с грустью подумал я. — Только запах от синих кабинок и стоимость их посещения отнюдь не европейские. На американских горках кататься невозможно, люди носы затыкают».

— Я — аниматор?

— Между прочим, главное не внешность, главное душа, правильный настрой, желание развлечь детей, да и взрослых тоже, подарить им отличное настроение!

Господи, прости, но о хорошем настроении мне говорила та, которая секунд за пятнадцать до этого предлагала мне найти в себе собственное желание для того, чтобы уволиться. Господи, как быстро меняются люди, если в них просыпаются финансовые интересы. Не это ли продажа совести? Впрочем, прости, Господи, даже думать о таком грешно. Не мое дело судить. И не судим буду.

— Ну? — директриса смотрела в глаза, как будто стараясь загипнотизировать, — аниматором?

Господи, что за привычка у людей любое покачивание головой, демонстрирующее скорее волнение или сомнение, принимать за согласие, окончательное и бесповоротное. Вот так, из простого разнорабочего одним неверным движением я сделался аниматором. Потрясающая трансформация, не так ли?

Женщина докурила сигарету, небрежно бросила окурок в урну. Окурок до урны не долетел и упал на дорожку. Женщина поморщилась.

— Мама, кататься, — осторожно сказал мальчик, осматривая обломки от игрушки.

— Кататься он хочет! Ага, так и побежала! Кататься! — она поправила юбку, нелепо выглядевшую на ее арбузовидном теле, и крикнула. — Вон, с белкой побегаешь, а я отдохну.

Наклевывалась работа, упускать ее было ни в коем случае нельзя.

— Женщина, я не белка, я хомяк. Оплата почасовая. Займу вашего ребенка, пока вы отдыхаете, присмотрю за ним.

Ничего не отвечая мне и ничем не выдавая свою во мне заинтересованность, дама нехотя поплелась к кассе.

— Мне вон того хомяка, — она показала на меня пальцем, что выглядело малоэстетично и презрительно. — Я его беру на два часа вон для того мальчика. Надеюсь, мне не придется волноваться за своего ребенка? Дайте, в конце концов, отдохнуть, у меня один выходной. И если вы чем-нибудь мне его изгадите, то, ей богу, я нажалуюсь на вас куда следует.

В кассе произошла какая-то заминка. Кассирша взяла купюру, но чек пробивала долго, очевидно, рассчитывая сдачу.

— Я не поняла, есть какие-то проблемы? Только я пришла, а уже проблемы? Я сказала, что беру хомяка на два часа. Что еще нужно? Паспортные данные?

Получив, наконец, квитанцию — обыкновенный приходно-расходный ордер, на котором красным фломастером было написано «Хомяк 2 ч.» — она подошла и брезгливо вручила его мне.

— Андрюша, поиграй с хомяком, а мама отдохнет. Твоя мама устала.

Мальчик боязливо подошел. Сломанная игрушка перестала его интересовать. Он нашел новую, куда более привлекательную для него, очевидно потому, что живую и говорящую. Мать же ретировалась почти сразу, продолжая возмущаться непонятно на что и обвинять кого-то непонятно в чем. Господи, спаси и направь на путь истинный вечно недовольных!

— Хомяк, — тихо сказал мальчик.

— А тебя как зовут?

— Андлей. А ты хомяк.

— Да, хомяк, — улыбаясь, подтвердил я, — будем в догонялки или в прятки? Только, чур, за площадку не убегать, а то твоя мама нас накажет.