Леонид Пантелеев - Верую…

Хорошо, что в печати поднимается вопрос о чистоте языка. Меня резануло по уху слово „дрессура“ (вместо „дрессировка“) по радио и в газете. А может, это я отстаю?

…Отец очень редко делился своими воспоминаниями — был и очень замкнут, и очень занят. Насколько тяжел был в его время режим в военных гимназиях, можно судить по такому его рассказу.

С ним учился мальчик, который уже в понедельник начинал считать дни, оставшиеся до отпуска. Считал он таким образом:

— Послезавтра я скажу, что послепослезавтра я пойду в отпуск.

…Когда мы приехали в 1905 году в Петербург в Павловское училище, то начальнику училища полагалось на освещение пуд свечей в месяц, несмотря на то, что был уже электрический свет. Я не знала, что делать, когда мне каждый месяц приносили ящик стеариновых свечей…

Пишите, дорогой Алексей Иванович, без Ваших писем мне и скучно и беспокойно. Что с Машенькой? Как Елена Семеновна? Здоровы ли вы все?

Сейчас я читаю Бернарда Шоу — к стыду своему впервые в жизни — и мне очень нравится. Каждая пьеса хороша в своем роде. А вообще я последнее время не так уж часто заглядываю в книгу: до сих пор сижу без света — не провели. Вот бы где мне пригодились казенные „павловские“ свечи!

…Когда я уезжала от сына, мне дали меховую безрукавку, снабдили на дорогу провизией. Но как это было сделано! Опять мне вспоминается отец, который поучал меня, что дарить надо умеючи, чтобы не обидеть того, кому даришь, чтобы не подавить своей добротой и щедростью — тогда подарок будет принят с радостью. Так вот — в этот раз я не почувствовала ни радости, ни благодарности.

…На днях, слушая по радио выступление дагестанцев, я услышала слово „Хунзах“, которое часто звучало в нашем доме в дни моего детства. В этом аварском горном селении служил мой отец. Женщин в ауле не было — может быть, там был какой-нибудь наш сторожевой пост? От бабушки я знаю, что, когда на Кавказе служил мой дед (а он вышел в отставку в 1857–58 гг.), жалованье им платили раз в три месяца. Кажется, 30 рублей золотом в квартал. Дед участвовал в покорении Кавказа.

…Вспомнилась такая мелочь: у отца был несессер с бритвенными принадлежностями, который он брал с собой в парикмахерскую. Ходил всегда в высоких сапогах, а ботинки надевал в редких случаях (когда того требовала форма одежды). Шили ему в мастерской Гвардейского экономического общества и на Невском у Каплана (семью которого он прятал во время погрома).

…У меня нет фотографии Лари, но несколько лет назад в газете был напечатан снимок артистов, игравших в спектакле театра им. Моссовета „Битва в пути“ Г. Николаевой. Крайний слева на этом снимке — удивительно похож на Лариона. Я вырезала этот снимок и хранила, теперь посылаю его Вам».

Крайний слева на приложенном к письму газетном снимке — молодой М. Погоржельский в роли Бахирева. Мягкий симпатичный профиль, в котором, кажется, и в самом деле есть что-то восточное, черкесское…

Двадцать третьего марта, на другой день после большого допроса в крепости, когда с такой настойчивостью и дотошностью выясняли вопрос о пулеметах, Сергей Семенович проснулся позже, чем обычно, — разбудил его вестовой начальника тюрьмы, принесший в камеру завтрак.

Сергей Семенович умылся, причесался, прочел громким шепотом «К тебе, Владыко, Человеколюбче, от сна восстав прибегаю», «Отче наш» и «Богородицу», потом присел на койку, устроил на носу пенсне и с аппетитом, но без торопливости съел яичницу с ветчиной, рогалик с чухонским маслом и выпил стакан кофе со сливками.

Мысли вращались вокруг вчерашнего.

«Кажется, вел себя вполне достойно. Говорил во всех случаях одну истинную правду, ни о ком не сказал дурного слова, однако и на себя чужой вины не взял.

Пулеметы?! Что же на самом деле было с этими пулеметами? Откуда они взялись? Скорее всего, это протопоповских рук дело. На него похоже. Но и моя версия — относительно противоаэропланных батарей — тоже не на песке построена…

Вчера я спросил у секретаря комиссии, какое сегодня число.

Он сам не сразу мог ответить и назвать:

— Двадцать второе, среда.

Для них это не столь важно: среда или пятница, первое или двадцать первое. А я как Робинзон Крузо. Для меня название дня недели — это подарок оттуда.

Значит, сегодня двадцать третье. Четверг. Пошла четвертая неделя, как я здесь нахожусь, в этом бастионе. Послезавтра Благовещение, праздник. Значит, Веру я увижу не раньше, чем через четыре дня. Но что толку от этих свиданий?! Бередишь рану… не можешь уснуть после этого… „Хлопочу… хлопочу…“ Начала рассказывать что-то о визите к Керенскому, но досказать не дали: „Посетительница… не забывайте правил… Разговор только о домашних делах!“»