Читая эти строки, я слегка даже содрогнулся и подумал, что уважаемая читательница моя — человек весьма энергичный, волевой, настырный, из тех, кому пальца в рот не клади…
И все-таки мне было не только интересно, но и как-то душевно необходимо читать ее письма. Маша переписка затянулась на целых пять лет. За эти годы у меня скопилось около трехсот писем Наталии Сергеевны. К сожалению, моих писем к ней, которых было, вероятно, ненамного меньше, вернулось ко мне — совсем недавно — всего шестьдесят семь. Из них лишь десять-двенадцать представляют какой-то интерес. Несколько писем, напечатанных на машинке, сохранилось у меня в копии. Самые же интересные письма кому-то понадобилось изъять или уничтожить. Кому и почему — это читатель поймет из дальнейшего.
4. В АЛЕКСАНДРОВСКОМ ДВОРЦЕ
(Глава из ненаписанного романа. На первый взгляд, как будто ни к селу ни к городу)
В солнечный январский день тысяча девятьсот семнадцатого года по шоссейной дороге Петроград — Царское Село мчался на полной скорости большой темно-зеленый, пушечного цвета, автомобиль марки «Испано-Сюиза» — «Альфонс XIII», выпуска последнего предвоенного года. Мягко подпрыгивая на ухабах и густо погукивая, мотор обогнул заснеженные Египетские ворота, свернул на широкую Кузьминскую улицу, миновал кирпичные казармы Собственного Его Величества сводного пехотного полка и Собственные Его Императорского Величества гаражи, оставил слева ампирные колонны католической церкви и слегка затормозил у ворот Александровского дворца.
Часовой-конвоец в косматой маньчжурской папахе, сделав шаг вперед, взял на караул. Машина въехала в очищенный от снега дворцовый двор и плавно подкатила к боковому, непарадному крыльцу. С подъезда, приложив руку к козырьку, сбежал молоденький дежурный офицер, без шинели, с болтающимися на груди адъютантскими аксельбантами. Шофер — весь в кожаном, в больших круглых авиаторских очках — уже открывал дверцу мотора. Офицер помог — скорее символически, кончиками пальцев слегка коснувшись локтей, — выйти из машины еще не старому генералу с седеющей профессорской бородкой.
— Благодарю, — сказал генерал, незаметно разминаясь и принимая нужную осанку.
— Ее величество изволит ждать вас в маленькой гостиной…
— Государыня? — слегка удивился генерал.
— Да, ваше превосходительство… Ее величество просили вас проследовать к ней.
В сенях генералу помогли раздеться. Перед большим в золоченой раме зеркалом он нацепил на нос пенсне, поправил черепаховым гребешком бородку, зачесал назад серебрящийся ежик, Рука его слегка подрагивала.
Дверь перед ним распахнул высокий, худой, с рыжеватыми бакенбардами скороход в малиновом камзоле, в белых чулках и в огромной треуголке.
— Прошу следовать, ваше превосходительство, — сказал он, умеренно наклонив голову. И, вытянув длинную руку, пошел своими скорохожьими шагами, умудряясь идти и впереди генерала, и словно бы не опережая его, распахивая перед ним одну за другой высокие белые с золотом двери, пропуская генерала, закрывая за ним двери и снова оказываясь на какое-то незаметное время впереди…
Государыня сидела в своей небольшой «интимной» гостиной, обставленной отчасти в стиле модерн, отчасти сохранившей убранство былых, классических времен. Императрица что-то шила или подрубала, что-то большое, белое, может быть простыню или пододеяльник.
Генерал, сдержанно звякая шпорами, сделал два быстрых шага вперед и склонился в церемонном поклоне. Императрица слегка сгребла, смяла на коленях свое рукоделие, делая вид, что собирается сбросить его с колен и подняться.
— Простите мне, генерал, — сказала она, изображая на лице улыбку. — Я вас принимаю слишком по-домашнему…
Он устремился вперед.
— Ваше величество… наоборот… я тронут… я глубоко польщен…
Он низко склонился и поцеловал ее руку, от которой пахнуло тоже чем-то домашним: скорее мылом, чем духами.
Она указала на кресло:
— Прошу вас, генерал.
Он сел.
— И позвольте мне, — сказала она, перекусывая крепкими зубами белую нитку, — позвольте, я буду продолжать заниматься своим делом.
Он ответил поклоном.
— Здорова ли ваша супруга? — выговорила она с чуть заметным акцентом.
Генеральские щеки слегка порозовели. Вторая — молодая — жена его была притчей во языцех.
— Благодарю, ваше величество. Жена здорова.
— А дочь?
Он поблагодарил поклоном.
— Я хорошо помню ее печальную историю. Надеюсь, она уже оправилась?
Читать дальше