Разговор этот длился дольше, чем предполагали Лали и ее мать, сидевшие в это время в гостиной. Когда Джордж вышел из кабинета судьи, нервные выжидательные улыбки сошли у них с лиц.
— Что случилось? — спросила Лали.
— То есть как это — «так тому и быть»?
— Наверно, просил дать время подумать, — предположила миссис Фенстермахер. — Да?
— Он считает, что я должен добиться принятия Дэвида в мой клуб.
— О господи. Я-то надеялась, что этот вопрос не всплывет. Дэвид понимает, но судья, я знала, не поймет. О господи.
Лали подошла к Джорджу, и тот обнял ее.
— Не плачь, — сказал он и повернулся к ее матери. — Мне уже больше двадцати одного года, миссис Фенстермахер. И Лали скоро исполнится столько же.
— Это так, но только не будьте опрометчивы.
— При чем тут опрометчивость? — возразил Джордж Локвуд. — Я хорошо обеспечен и могу содержать ее.
— Не в этом дело, Джордж. Я сама поговорю с судьей.
Это было в воскресенье. Все уже вернулись из церкви, но праздничный обед, всегда следовавший за службой в церкви, еще не начинался.
Из кабинета донесся низкий голос судьи:
— Бесси, иди сюда.
— А вы побудьте здесь, — шепнула Бесси Фенстермахер, вставая.
Джордж Локвуд не знал, о чем говорили судья и его жена. С четверть часа просидели они с Лали в гостиной у закрытой двери, которая обычно оставалась открытой, утешая друг друга словами любви и поцелуями и выражая сквозь слезы свой гнев и возмущение. Но вот из кабинета в дверь постучали, она открылась, и Беге и Фенстермахер, слегка улыбаясь, сказала:
— Все уладилось. Вы только помалкивайте. Сделайте вид, что ничего не произошло. Давайте обедать.
— Мама, что ты ему сказала? — спросила Дали.
— Ну, сказала и сказала. Не спрашивай меня больше об этом. Обед готов. — Она коснулась пальцем руки Джорджа. — А ты будь благоразумен, Джордж.
— Хорошо, миссис Фенстермахер.
— Помни, что он судья и привык считать себя во всем правым. Так что не ставь его в положение виноватого. Будь вежлив, как будто ничего не случилось.
— Постараюсь.
Обедали они вчетвером. Судья встал и начал резать жареную курицу. Это занятие избавляло его от необходимости говорить.
— Тебе белого мяса или темного, Джордж?
— Я люблю белое.
— Я вижу, у тебя в начинке много сладкого майорана, Бесси, — сказал судья. — Может, Джордж этого не любит?
— Нет, сэр, я люблю майоран.
— Это хорошо. Лали, передай Джорджу тарелку. Бери картофельное пюре и фрукты, Джордж. Подливка рядом с тобой. Лали, дать тебе еще крылышко?
Вначале разговор касался еды, этой надежной и неисчерпаемой темы пенсильванских немцев. Обед состоял из весьма внушительного основного блюда и сладкого пирога с мороженым. Джордж и судья запивали еду кофе, а женщины — водой. Но хотя блюд было только два, еды на столе лежала целая гора: мясо, сладкий картофель, картофельное пюре, красная свекла, вареная кукуруза, пюре из репы, луковый соус, петрушка в оливковом масле, клюква и капустный салат. Пока оба мужчины и обе женщины ели, ни о чем другом они не думали и не говорили. У пенсильванских немцев не принято заниматься за столом посторонними разговорами, и молчание никого не смущало. (Расшумевшихся детей спрашивают: «Вы что, есть пришли или языком молоть?» Бывает, что у слишком разговорившегося ребенка отнимают сладкое и отдают более молчаливому соседу. «В другой раз не будешь болтать», — говорят ему родители.)
После обеда мужчины прошли в кабинет судьи выкурить по сигаре.
— Когда тебе возвращаться в Принстон? — спросил судья.
— Поезд уходит в три десять.
— Пересадка в Рединге, потом в Филадельфии? Во сколько ты там будешь? К ужину?
— Нет, после.
— Тогда мы должны дать тебе чего-нибудь на дорогу.
— Что вы, спасибо. Не надо.
— В воскресные дни с едой плохо, но, конечно, как знаешь. К своим не заедешь повидаться? Правда, все воскресенье мотаться с поезда на поезд — тяжеловато.
— Сегодня дело того стоило.
— Надеюсь. Погорячились мы, но теперь — все.
— Тем не менее мне хотелось бы кое-что сказать вам, господин судья.
— Все о том же? О моем сыне?
— Да, сэр.
— Не надо. Считаю вопрос закрытым и возвращаться к нему не хочу. Никогда. Дал слово.
— Как вам угодно, сэр.
— Когда-нибудь и у тебя будет сын… Нет, больше ничего не скажу. Пусть Лали будет счастлива с тобой — мне этого достаточно… Ну, Джордж, кажется, едет коляска. Она отвезет тебя на вокзал. Да, она. Чемодан твой уложен? Ах да, ты же без вещей. Весь день в поезде.
Читать дальше