Лолита Пий - Хелл

А потом она ушла.

Шесть месяцев счастья… Неторопливая игра… а в один прекрасный день ты оказываешься за ломберным столом один… Твой партнер забирает свои денежки, бросает карты, и ты, как дурак, остаешься перед неоконченной партией… Ждать. Потому что ты не можешь делать ничего другого, только ждать. Перестать ждать было бы равносильно концу.

И ты впустую ждешь, что она продолжит игру, думаешь, что у тебя еще остались козыри, они пока не побиты и изменят ход партии.

Но ты проиграл.

Я, я проиграл.

Нет, я проигран.

Я ее люблю… Все время, дни и ночи, я погибаю от любви. Я люблю ее спящей или подавленной, я люблю ее, даже когда она под дурью, отупевшая, опустившаяся. Не знаю, как удавалось ей при полной деградации оставаться настолько чистой, что мне хотелось опуститься перед ней на колени.

Уже четыре месяца, как все кончено. И не единого слова.

С тех пор я каждый вечер куда-нибудь иду, я больше ничем не ограничиваю себя, как никогда пичкаю себя наркотиками, я уже и сам не знаю, что творю. Я нашел для себя одну блондиночку — я, кстати, терпеть не могу блондинок, — глупую, рассудительную, неприметную, с личиком деликатной мышки. Полная противоположность Хелл. Я сплю с ней раз в месяц и едва помню, как ее зовут.

Да, Диана. Ничего интересного.

Я ее повсюду афиширую, засыпаю ее очень дорогими подарками, все считают меня ненормальным.

Но никогда раньше я не приводил к себе столько шлюх, я трахаю их в глотку без резинки, а потом гоню в шею.

Две недели назад я позвонил Хелл. Не выдержал. Под предлогом, что вернулся после каникул и хочу узнать, какие новости, какие сплетни…

Она приехала, излучая красоту и безразличие, едва слушала, о чем я ей говорю, без конца оглядывала сидящих в зале, а потом — не знаю, что на нее нашло, — вдруг потащила меня к машине, и мы поехали к ней. Была минута, когда мне казалось, что мое сердце сейчас разлетится на куски, казалось, что кончился наконец кошмарный сон, в котором я жил, я больше уже не вернусь в него… Но что-то в ее поведении смущало, у меня было чувство, будто она уже не такая, как была, что она хочет просто причинить мне боль.

Я овладел ею. Я заставил ее поверить, что всего лишь удовлетворил свою похоть, тогда как мне хотелось кричать о своей любви. Потом я стал плести ей, будто страстно влюблен в Диану, что она единственная любовь в моей жизни, мать моих детей, и иную подобную чушь, но ей от этого не было ни горячо ни холодно.

Я хотел только одного — достучаться до нее, увидеть, как в ее глазах блеснут предательские слезы, хотел, чтобы она закричала, завопила, закатила истерику. А она спокойно встала, начала гладить мои волосы и объяснила мне, как дважды два четыре, какое я ничтожество.

И я ушел от нее.

Пустота… ее невозможно описать. Можно только рассказать, до чего она доводит. Цепляться за свою никчемную жизнь? Нет сил. Вернуть прошлое? Все начать сначала, избежать ошибок?.. Каких ошибок? Я обречен на пустоту? Такова моя судьба? Таков мой жребий? И это ужасное состояние. Малейшее движение в тягость. Опущенный взгляд. Полное безразличие ко всему. И ко всему ненависть. Можно отвлечься, почитать книгу, посмотреть фильм, но это всего лишь отсрочка на час или два, а потом снова пустота. Ринуться в город, без конца ездить по Парижу? Но его незыблемые фасады укрывают столько дешевой любви, а кишащие на улицах существа вызывают у меня отвращение… Мы… Где-то кто-то живет без меня.

Пустота сегодня и много пустых дней впереди. И ничего не имеет значения… но почему, почему, почему? Почему мы уже не любим больше ничего, когда нас больше не любят?

Уснуть без желания проснуться или проснуться с ней рядом.

Мои слезы на авеню Жорж Мандель в пространстве между ее дверью и моей машиной, всего несколько шагов. И та последняя ночь… все уже в прошлом. Да, я увидел ее. Еще более красивую… Или мне так показалось потому, что все кончилось?

Ненавидеть все места, связанные с ней: эту комнату, когда-то полную наслаждения, а теперь враждебную, безжизненную. Уехать. Конечно же, лучше всего уехать. Даже если не хочется. Самое ужасное тогда для меня было видеть ее постель, в которой мне больше не было места, видеть Хелл, рядом с которой мне не было больше места. Где-то в глубине души еще упорно живет надежда, ты тщетно пытаешься подавить ее, она ненавистна тебе, потом она угасает сама по себе, и так — до последней секунды, до «прощай», до лифта.

Шаг через порог. Улица. И дальше — ничего.

Пустота…