Эмма Хили - Найти Элизабет

Я посмотрела на нее и кивнула. Она же почему-то рассмеялась.

– Но я словно наяву слышу, как раызбивается стекло и эти жуткие твари вылетают на свободу: хлопают крыльями и пытаются выклевать мне глаза.

– Черт возьми, твоя хозяйка все решила за тебя, – произнес один из грузчиков, протискиваясь в комнату вместе с Фрэнком. Вдвоем они тащили очередной диван. – Смотри, чтобы она не вбивала себе в голову бог знает что.

– Вот тут-то мне, Альф, как раз и везет, – возразил Фрэнк. – Потому что она вбила себе в голову, будто отхватила себе просто чудо какого муженька. И я не жалуюсь.

Они потащили диванчик в подвал, и Сьюки смотрела им вслед до тех пор, пока они не скрылись из вида внизу лестницы. После чего вновь повернулась ко мне:

– Принеси, пожалуйста, мою шаль, хорошо? Хочу накрыть этих птиц. Я могу шутить сколько угодно, но больше не могу их видеть.

Вид у нее был отчаявшийся, и я пошла искать шаль, которую она, как ей казалось, оставила на стуле в кухне или на вешалке в холле, а может, и в гардеробе в спальне. Если ее там нет, то она наверняка висит в ванной рядом с полотенцами. Я прошла через кухню, изо всех сил пытаясь на что-нибудь не наткнуться, не упасть или, в крайнем случае, не ободрать кожу на локтях. Мне пришлось открыть дверь двум грузчикам, тащившим со двора в дом какой-то громоздкий предмет мебели. Он был накрыт тканью, но по очертаниям я догадалась, что это трюмо. Края ткани трепетали при каждом их шаге, и казалось, будто она по-птичьи порхает в руках мужчин. Один из них – у которого было лицо с вертикальными морщинами – попросил меня открыть для них следующую дверь. Я бросилась выполнять его просьбу, но забыла о том, что дверь открывается наружу, и, вместо того чтобы толкнуть, потянула ее на себя. Дверь ударилась о косяк, и от этого угрожающе звякнули тарелки на соседнем серванте. Грузчики рассмеялись.

– Ты не такая ловкая, как твоя сестра, верно? – произнес один из них.

С этими словами они проследовали в гостиную, а я начала подниматься по лестнице. Затаив дыхание, остановилась на полпути и прислушалась к звукам внутри дома. Это были скрипы, глухие, почти человеческой природы, как будто дом вздыхал, изнемогая под тяжестью чужих вещей. Эти звуки перекрывало лишь тиканье двух пар часов где-то внизу, причем одни часы отставали от других. В какой-то миг до меня донеслась ругань одного из грузчиков: бедняга на что-то наткнулся или даже упал.

В надежде, что это тот самый с вертикальными морщинами, я выглянула в окно.

Но во дворе никого не оказалось, зато я услышала очередной шорох. Такие звуки обычно издает дрозд, когда ищет в зарослях, чем бы ему поживиться. Затем последовал быстрый и сердитый шелест листвы. Сначала я ничего не заметила, однако вскоре живая изгородь возле дорожки зашевелилась, и это зрелище, непонятно почему, заставило меня вздрогнуть. В этот день не было ветра, и все вокруг оставалось неподвижным. Но видела же я раньше, как на живой изгороди птицы расправляют крылышки. Тогда с какой стати мне теперь бояться?

Я шагнула на лестничную площадку, при этом едва не перелетела через подставку для зонтов в виде слоновьей ноги и с трудом протиснулась через целую армию граммофонов, чьи раструбы были похожи на соцветия кабачков. Ни один из них не работал, но Фрэнк сказал, что оставил их у себя потому, что их выпотрошенное от начинки нутро можно использовать для хранения всякой всячины. Однажды вечером за чаем Сьюки рассказала нам об этом, и отец предположил, что это могут быть нелегальные вещи, если судить по тому, что Фрэнк приносил нам: по ветчине, изделиям из нейлона, мармеладу, сухофруктам, маслу, яйцам. Этот список очень радовал маму, хотя она прилагала все мыслимые усилия, чтобы отцу эти продукты не попадались на глаза.

Шаль Сьюки оказалась там, где висели полотенца. И пока я снимала ее, заметила свое отражение в зеркале ванной комнаты. Я страшно удивилась. Мое лицо отнюдь не было таким уж непроницаемым, как я думала. Наоборот, оно казалось каким-то беззащитным, простым и открытым для всех. Под глазами темные полукружья, как будто я страдаю бессонницей, губы красные, как если бы я покусала их от волнения. И еще у меня лоснился нос. Сьюки несколько месяцев назад пообещала научить меня пользоваться пудрой, и, вернувшись в гостиную, я напомнила ей об этом.

– Я не знаю, Мопс, – ответила она. – Пожалуй, ты еще слишком мала. Зря, наверное, я тебе пообещала. Мне не нужно было этого делать.

Я собралась было возразить, но нечаянно наткнулась лодыжкой на низкий чайный столик и, вскрикнув от боли, подняла ногу. В ту же секунду в комнату вошел грузчик с вертикальными морщинами и рассмеялся.