Эмма Хили - Найти Элизабет

Говорят, что сыновья подворовывают у старых матерей. Я видела такой сюжет в теленовостях.

– Но у меня есть сын, – говорю я.

– Миллионы фунтов похищают каждый год.

– У меня нет миллионов фунтов, – отвечаю я.

– И всевозможный антиквариат Георгианской и Викторианской эпохи.

– И антиквариата у меня тоже нет…

Это плохо. Как же называется такой разговор, когда люди говорят, что у них что-то есть, а чего-то нет? Я перестаю слушать, перестаю отвечать, но передо мной струится образ – книжные полки, лампы, пустые горшки для цветов на подоконнике. Образ массивной мебели и причудливых орнаментов, темных глазурованных ваз и тарелок, которым специально придали такой вид, будто по ним ползают черви. Именно такие всегда искала Элизабет. В дни моей юности они не пользовались спросом, и их продавали буквально за гроши. Тогда не было этих полутемных дорогих магазинов или безумных телепрограмм. Единственное место, где я видела антиквариат, это у Фрэнка.

У него были сотни антикварных вещей, ими были забиты все комнаты в его доме, и они никогда не задерживались, что-то исчезало, но тут же заменялось другими вещами. Только успеешь привыкнуть к шкафу и перестанешь на него постоянно натыкаться, как он уже куда-то делся, а на его месте появился комплект раскладных столиков, который он поставил туда, где ты обязательно их перевернешь. Весь дом моей сестры и ее мужа казался чем-то вроде злой шутки. Западни. Сьюки этот дом тоже не нравился, и кое-какие вещи в нем пугали ее, хотя она только раз в этом призналась.

Я уже опрокинула вращающийся книжный шкаф и сильно ударилась коленом о зловещего вида напольные часы, прежде чем пробралась в гостиную. Сьюки, свернувшись калачиком, сидела на диване с высокой спинкой и что-то шила из тонкой синей ткани. Пряди ее волос цеплялись за спинку дивана и походили на плющ, ползущий по стене. Меня к ней послала мама, убежденная в том, что моя сестра не справляется с домашней работой. Поэтому она нагрузила меня старыми тряпками для мытья полов и протирания пыли, а также мотками ниток для штопки. Но Сьюки, похоже, никогда не требовалась помощь, поэтому я устроилась у огня и грела лицо и руки до тех пор, пока мне не стало казаться, что жар обжигает мне кожу.

Помощники Фрэнка разгружали во дворе фургон и по пути в подвал проходили через комнату. Они таскали коробки, маленькие столики, массивные кухонные стулья. Сьюки кивала им, когда они, уже с пустыми руками, возвращались из подвала, спеша очистить легкие от затхлого и сырого воздуха.

– В одном из домов на соседней улице умерла старая женщина, – сообщила она. – Поэтому Фрэнк натащил сюда еще больше всякого барахла. Можно подумать, нам от него будет какая-то польза! Хотя кто знает, вдруг оно еще пригодится. Например, его можно пустить на дрова.

Последнюю фразу она произнесла громко, чтобы ее услышал потный, раскрасневшийся грузчик. Он как раз остановился передохнуть по пути в подвал, куда тащил столик на острых ножках.

– Если они нужны вам лишь на дрова, давайте я переломаю их прямо сейчас. Это избавит меня от похода в преисподнюю, – заметил грузчик и, поставив стол, привалился к нему.

Сьюки улыбнулась, продолжая шить, и лишь осторожно повела одним плечом, чтобы не испортить идеальную линию стежков. Усмехнувшись себе под нос, грузчик снова взялся за стол. Когда он ушел, Сьюки посмотрела на меня.

– Слушай, Мопс, – сказала она, – ты только посмотри на каминную полку. Видишь, что Фрэнк оставил себе? Дьявольщина какая-то.

Сьюки часто жаловалась на то, что ее муж тащил в дом всякий хлам. Картины с изображением лодок в бурых тонах, уродливые тарелки с насекомыми. На этот раз это был стеклянный колпак размером с ведро для угля, набитый чучелами птиц. Я встала, потрогала горячую от близости к огню щеку и заглянула внутрь. Птицы имели пестрое оперение: зеленое, желтое, голубое. У некоторых были распростерты крылья, у других в клювы были засунуты цветы; у третьих, когда я обошла купол, клювы торчали в мою сторону. Стеклянные глаза чучел не всегда совпадали с формой глазниц; перья были блеклые, как мне казалось, перекрашенные. Я силилась, но никак не могла отвести от них взгляда.

– Жуткие, верно? А вот Фрэнку они почему-то полюбились, и теперь нам от них уже никогда не избавиться. Знаешь, Мопс, сколько бы раз я ни убеждала себя, что «они мертвые, и из них сделали чучела, Сьюки, держись», мне все равно кажется, будто они вот-вот полетят прямо на меня, – сказала сестра и сделала ряд ровных стежков. – Глупо, правда?