Колум Маккэнн - Танцовщик

двенадцать тридцать

Дома нас поджидали двое французов. Сидевший за обеденным столом Илья встал, чтобы пожать Рудику руку, это было их третье рукопожатие. Илья посмотрел ему в глаза, но Рудик этого не заметил. «Слишком много народу!» Он ударил себя по груди кулаками в перчатках и разразился грязной татарской бранью. А следом начал ругаться с французами. Он хотел, чтобы его оставили в покое. Я набралась храбрости, успокоила его и проводила французов до двери. Он поблагодарил меня, извинился за крик, но прибавил, что это же ослы и ничего больше, что всю жизнь его окружают ревущие ослы. Рудику не терпелось увидеть маму, но сначала я должна была рассказать ему обо всех наших трудностях, о том, что она не говорит и почти не видит, что может впадать в забытье и снова выходить из него. По-моему, он меня не слушал. До нас доносились голоса препиравшихся у дома чиновников, французских и русских. Рудик боялся, что они настоят на своем присутствии в квартире, и потому взял стул и просунул его ножку сквозь ручку двери. И велел телохранителю стоять у нее. Как мы все нервничали! Рудик снял пальто, яркий шарф, набросил его на вешалку для шляп и вошел в комнату мамы. Она спала. Он подтянул кресло к ее кровати, наклонился, поцеловал маму. Она не шелохнулась. Рудик умоляюще взглянул на меня, он не знал, что делать дальше. Я поднесла к маминому рту стакан с водой, ее язык сдвинулся к губам. Рудик положил ей на шею прекрасное ожерелье. Мама пошевелилась, но глаз не открыла. Рудик сжал ладони, и мне показалось, что он вдруг постарел лет на семь. Он зашептал ей в ухо: «Мама. Это я. Рудик». Я попросила его дать ей время, в конце концов она очнется, просто нужно потерпеть.

двенадцать сорок пять

Я решила оставить его с мамой. А выходя, увидела, как он стягивает с шеи наушники, словно желая заглушить все, что скажет ему мама. Я постояла в двери. Он продолжал шептать, однако слов я различить не смогла. Мне даже показалось, что Рудик говорит на иностранном языке.

час тридцать

Рудик вышел из маминой комнаты. Глаза в красных ободках. «Эмилио», — позвал он телохранителя. И сказал, что Эмилио — массажист, но немного разбирается и в лекарствах, может быть, ему удастся как-то улучшить самочувствие мамы. Дурацкие западные идеи, подумала я, как может его лекарство быть лучше тех, что мы уже даем ей? Пока этот огромный мужчина шел к маминой комнате, я его просто возненавидела. Какое он имеет право лезть в наши дела? Я зашипела на Рудика, однако он не обратил на меня внимания и закрыл мамину дверь.

два часа

Телохранитель вышел. Улыбнулся мне, заговорил на ломаном английском, который невозможно было понять. Кончилось тем, что он начал водить руками по воздуху. Мне показалось, он пытался сказать, что мама была когда-то очень красивой женщиной. И я сразу изменила мнение о нем, несмотря на его конский хвостик. Он поел того, что мы выставили на стол, не одну порцию съел, помычал, давая понять, что все очень вкусно. А затем тихо сидел до конца дня.

два тридцать

Я вошла. Мама была в сознании. Полностью открытые и словно испуганные глаза. Рудик склонялся над ней, в его глазах стояли слезы. Он говорил что-то, переходя с русского на татарский и обратно. Мамины губы шевелились, но разобрать хотя бы слово было невозможно. Рудик взял меня за руку. «Скажи ей, что это я, Тамара, — попросил он. — Она знает твой голос. Она все еще не признала меня». Я наклонялась к маме, сказала: «Это Рудик вернулся, чтобы увидеть тебя». Что-то блеснуло в ее глазах, но поняла ли она меня, я не знала. «Буду сидеть здесь, пока она меня не узнает, — сказал Рудик. — С места не сойду». Я попросила его выйти, съесть что-нибудь, мы же приготовили праздничный обед, но он ответил, что не голоден. Я попросила еще раз. «Нет!» — крикнул он. И тогда я сделала то, чего никогда не забуду. Ударила Рудика по лицу. Голова его дернулась в сторону и не вернулась обратно, он уставился в стену. Удар был таким сильным, что у меня заныла ладонь. Рудик медленно обернулся ко мне, посмотрел в глаза. И снова склонился к маме. «Я сяду за твой стол, Тамара, когда буду готов». Я закрыла дверь. Ужасное чувство владело мной, когда я вошла в гостиную. Нурия смотрела на свои новые часы, а те пикали и пикали. Остановить их она не могла.

два сорок пять

Илья еще раз пополнил тарелку телохранителя. Они выпили кумыса. Телохранитель показал Илье занятную игру. Он выдергивал из головы волос и закрывал глаза, а Илья закладывал его между страницами книги. И телохранитель принимался, не открывая глаз, прощупывать пальцами книгу, легко касаясь страниц. Это был старый трюк массажистов, помогавший ему управлять нажимом пальцев. Телохранитель наловчился в нем до того, что мог нащупать волос сквозь восемь страниц. Снег бил в окно.