Норман Льюис - День лисицы

По мере приближения к Ловушке Дьявола Коста начал терять уверенность в своей удаче и стал загадывать на счастье, по-детски подгоняя результат. «Если я увижу трех чаек, прежде чем доберусь до следующего мыса, значит, рыба попалась на крючок…» Вокруг летало много чаек, но как раз в эту минуту он увидел только двух и решил посчитать за третью пролетавшую в отдалении белую птицу, скорее всего голубя. Самая мысль о возможности неудачи и о бедах, которые она за собой повлечет, могла накликать эту неудачу.

Коста родился в среде, где суеверие пустило глубокие корни. На протяжении многих веков рыбаки бессознательно и беспорядочно изучали повадки богов, дарующих удачу и неудачу, имевших обыкновение коварно вмешиваться в их повседневную жизнь, и установили, как можно предотвращать некоторые их козни. Совсем не похожие на добросердечную и отзывчивую мадонну, которой они молились в церкви, боги эти были недоступны мольбам. И нрава они были жестокого и капризного; зажженными свечами и цветочными подношениями их было не умаслить, молитвы на них не действовали, и, только проявляя величайшую осторожность, можно было избежать их губительных ловушек. Три поступка обязательно приносили несчастье: ни в коем случае нельзя было надевать на рыбную ловлю кожаную обувь, свистеть в море и брать на борт священника — запомнить это было не так уж трудно. Но существовала и еще одна, самая дурная примета, говорившая о немилости богов. И тут уж ничего нельзя было поделать. Это была встреча с лисой. Достаточно было увидеть ее поутру, когда она убегала прочь после ночного разбоя, или встретить нарядную иностранку в пальто с лисьим воротником, или даже просто упомянуть лисицу в разговоре. Минувшей ночью лисы явились Косте во сне, они ухмылялись, скалили зубы и, казалось, готовы были проглотить его удачу. Коста изо всех сил старался забыть этот зловещий сон.

Он нашел место, где опустил свою лесу, и бросил якорь. Лодка плавно покачивалась на небольших гладких волнах. Коста перегнулся через борт, подцепил пробковый поплавок, подтянул его, затем вытащил тяжелый камень, служивший якорем для лесы, и бросил его на дно лодки.

Потом он начал нехотя выбирать лесу. Метров шесть она шла совсем легко. Коста тянул все медленнее и, наконец, испугавшись, совсем остановился. Надежда на лучшую жизнь, даже на теперешнее существование, с которым он уже смирился, — все зависело от того, попалась ли на крючок рыба. Ему не хотелось вытягивать лесу дальше. Не думай о лисицах, думай о благословенной мадонне. Коста держал в руке обвисшую лесу и сосредоточился на мысли о милосердной деве, почитаемой покровительнице их деревни. Он старался представить себе ее смуглое доброе кукольное личико, обрамленное складками парчи, когда ее проносили во главе процессии по деревне, или хотя бы вспомнить ее изображение, прикрепленное к задней стенке деревенской шарманки. Но святой лик не желал являться. Зато хитрые морды лис, которых напустили на него жестокие боги, вершившие судьбами людей, так и стояли у него перед глазами — мерзкие, как кошмар наяву.

Он снова принялся выбирать лесу, чувствуя, что слабеет от страха. Но когда страх подкатился уже к самому сердцу, он вдруг почувствовал, что леса ожила: сначала она натянулась, потом снова ослабла, вырвалась внезапно из рук и опять туго натянулась и замерла, встретив упорное сопротивление неподвижного якоря на другом конце. Коста встал во весь рост, открыл рот и чуть было не закричал от облегчения, но устыдился, хотя море было пустынно и до резко прочерченного горизонта простиралась гладкая пепельно-серая пелена воды. И мгновенно день стал совсем иным — наполнился чудесными запахами, электрическими разрядами, сделался легким и радостным. Сквозь нежный плеск и покашливание воды в гротах он услышал пение птичек, гнездившихся в кустах на прибрежных скалах. Они взмывали в воздух и, пропев свою коротенькую четкую мелодию, снова пропадали в листве. Лисы исчезли, и, когда он, воспрянув духом, постарался представить себе мадонну, она явилась ему, милостиво покачиваясь на своем троне над головами толпы.

Коста перегнулся через край лодки и ухватил лесу указательным и большим пальцами. Он тянул очень осторожно, чувствуя, как леса натягивается и где-то в глубине трется об острый выступ скалы. Скала перетирает лесу по крайней мере в двух местах, подумал он.

Он нашел свои очки для подводного плавания, поплевал изнутри на стекла, растер слюну пальцем и ополоснул стекла в море. Надел очки, пояс со свинцовыми грузилами, за который был заткнут нож с пробковой рукояткой, и перевалился через борт лодки. Набрав в легкие побольше воздуха, он наклонился вперед, оттолкнулся ногами, и вода сомкнулась над ним, окутав безмолвием, оборвав крики чаек, и, по мере того как тяжелый пояс увлекал его все дальше в глубину, перед ним все отчетливее вырисовывалась фантастическая красота подводного мира.