«Все ли рассказано о герое в этом сочинении?» — спросил он, и я ответил, что не все, что герой, обозначенный инициалами Э. С., порой был настроен мятежно и порывался броситься под ноги обществу, подобно тому как еж кидался под колеса машинам, из-за чего у них рвались покрышки, и что я по мере сил пытался отвлечь его от подобных действий — не потому, что по его милости общество может подорваться, а потому, что общество может его раздавить. Кое-какие поступки я намеренно опустил, потому что они не имеют прямого отношения к моей теме, другие — оттого, что счел их незначительными, однако были и такие события, которые заставили меня долго ломать голову — занимать или не занимать ими читателя, и теперь, когда работа закончена, я вижу, что следовало уделить хоть немного места истории с бричкой.
«Гм! Гм!» — произнес Эмилиян, когда я упомянул о бричке…
…После того как еж во второй раз повстречал змею, дремавшую или спавшую на покинутом муравьями муравейнике, Э. С. отправился на бричке поохотиться вместе с Джанкой на береговок в болотах Софийской котловины — он называл этих птиц фьюкалками, потому что они всегда летят парами, самец впереди, самочка за ним, самец окликает ее «Фью!», самочка в ответ тоже произносит «Фью», и так они перекликаются, чтобы удостовериться, что они вместе, ведь самец не может на лету обернуться, посмотреть, следует ли за ним его самочка. Береговками же их называют потому, что они бегают по берегам водоемов и взлетают только в редких случаях. Оба эти названия верны и полностью отвечают нашим представлениям об этих птицах, но Э. С. называл их только фьюкалками, и в этом выражалось сочувствие к ним и почти ребячья нежность. Итак, он катил в бричке, лиса с колокольчиком с окраины поселка посылала ему вслед проклятья, овца непонятливого шопа посмотрела на него невидящим взглядом — на глазах у нее уже были бельма, и она сумела разглядеть только катящиеся колеса. Дело было утром, от земли вздымался прохладный пар, разносилось еле слышное благоухание голых пяток лесных красавиц-самодив. Узкая дорога шла через высокие камыши, колеса бормотали еле слышно, как дьякон, когда спросонья читает тропарь.
Со стороны Софии высоко в небо поднимались благословенные дымки, их прорезали самолеты, снижавшиеся к аэродрому, и этим, пожалуй, вся картина и исчерпывалась. По каменистым склонам Витоши прилежные собственники садовых участков корчевали камни на своих огороженных колючей проволокой наделах, расчищали землю, чтобы за проволочными заграждениями как можно скорее выросли деревянные хибарки, потому что, привязав собаку между хибарой и грядкой с луком, становишься истинным собственником, достигшим физического и духовного благополучия благодаря собственным рукам и крепким мускулам. Возможно, Э. С. продолжал бы размышлять об огороженных проволокой садовых участках, если бы навстречу ему не показалась тяжело нагруженная повозка. Сбоку от повозки шариком катился толстяк хозяин и погонял лошадь на манер того, как пастухи погоняют стадо. Поверх поклажи сидела его жена и вязала на спицах.
Катившийся шариком человек оказался писателем Петром Г. Величковым — представителем противоположного литературного направления, и, когда бричка и повозка встретились, им пришлось остановиться, потому что разминуться на узкой, стиснутой камышом дороге было трудно.
С обеих сторон раздалось: «Куда путь держите, что слышно нового, раненько ты собрался» и прочее в этом роде. «На охоту, — сказал Э. С., — решил поразмяться, пострелять фьюкалок, а вы куда на этом Ноевом ковчеге?» Он назвал повозку Ноевым ковчегом потому, что там разве что птичьего молока не было.
«Да вот, на свой участок, — отвечал Петр Г. Величков, — везем то-се, рассады немного, малинка, черная смородина, деревце декоративное вон тоже купил, хочу посадить у входа, еще у меня три куста малины-альбиноса, на базаре купил, чудная штука — малина, а белая!» — «Что-то горит», — сказал Э. С., заметив, что у жены Петра Величкова из-за спины валит дым. «Навоз везу, — сказал Величков, — корзину целую прихватил, почву удобрить, ты не представляешь, до чего земля оказалась бедная в этом поселке!» — «Как идет работа? — спросил Э. С., закуривая остаток тонкой сигары, подаренной ему шведом из шведской машины „сааб“. — Все пишем, а?» — «Надо бы, — сказал Петр Г. Величков, — да вот завяз по уши с этой дачей, будь она неладна. Ни минутки свободной. Но как только отстрою, тоже сяду кропать что-нибудь, буду сидеть на даче и время от времени кидать в общественную жизнь по камешку, будоражить общество какой-нибудь острой проблемой».
Читать дальше