Ляман Багирова - Смородинка (сборник)

— Тогда нам по дороге! — Решимость окрыляла меня. Из Робин Гуда я превратилась в Сусанина в чужом городе. Обогнув трамвайную линию, мы вышли на дорогу, ведущую к кладбищу. Показались верхушки памятников и очертания гостиницы. Я держала женщину под локоток. Ее била мелкая дрожь, но ноги уверенно шагали в сторону кладбища.

— Мы куда? — спросила я.

— Я здесь живу — тихо сказала она и показала на маленькую сторожку у входа на кладбище. — Зайдите, не побрезгуйте. Я — сторож, вернее сторожиха здесь.

Только в 20 с небольшим лет, у человека, привыкшего, что жизнь ему улыбается, и не ждущего от нее ничего плохого, возможно такое бесшабашное удальство. Сумеречное кладбище в чужом городе, незнакомая женщина, приглашающая меня в оригинальный дом — что может быть заманчивее?! Авантюрный огонь пылал во мне. Я быстро успокоила себя тем, что не имею права оставлять женщину после перенесенного стресса одну и храбро зашагала рядом.

Сиреневые сумерки лежали на гранитных плитах, железных крестах и мраморных ангелах. История человеческого тщеславия проходила передо мной в камне, золотых надписях, искусных насечках и живых цветах в мраморных урнах. Тщеславие разделяло людей при жизни, разделяет и после смерти. Могилы бедняков украшали заржавленные стелы, выцветшие фотографии и легкие синие цветы, которые первыми покрывают весеннюю землю.

— Проходите, пожалуйста. Женщина толкнула невысокую дверь. Мы оказались в небольшом деревянном сарайчике. В правом углу от двери был прилажен рукомойник с круглым зеркальцем. В центре стоял дощатый стол, покрытый клеенкой. За занавеской пряталась кровать и маленький холодильник. Все было тихим, чистым и сирым.

— Вам не страшно здесь? — не удержалась я.

Привыкла — ответила женщина и протянула мне узкую ладошку. — Меня Верой зовут. А вас?

— Лиля — назвалась я одним из своих имен. Как только меня не называли! — Вера, а как по отчеству?

— Просто Вера. Если бы не вы… Спасибо. Как вы только не испугались?..

— Вообще-то я тихо живу, грех жаловаться — продолжала она и поставила чайник на электроплитку. — Сейчас я вас чаем угощу с вареньем из райских яблочек. Любите?

Я не очень любила это варенье, но как можно было отказаться?

— А, может, есть хотите? У меня картошка есть жареная с грибами. Грибы хорошие, на рынке брала. Покушайте, пожалуйста.

В общем, через несколько минут я уже ужинала картошкой с грибами. За чаем мы уже знали друг о друге все. Я совсем забыла, что мне надо в гостиницу. Казалось, мы с Верой давно знаем друг друга.

Квартирой Веры обманом завладели родственники, с работы сократили, гражданский муж бросил давно, детей никогда не было. Промыкавшись несколько месяцев по чужим углам, она устроилась сторожем на кладбище, и жила тут же в сторожке.

— Ну, значит, так суждено было — улыбалась Вера в ответ на мои возмущенные охи и ахи. — Значит, большего не заслужила.

Я, конечно, не могла с ней согласиться. В те годы слепая покорность судьбе казалась мне сродни идиотизму.

Мы проговорили всю ночь. Озорная звезда моя решила сделать мне прощальный подарок в этом городе. Завтра я должна была его покинуть, и перламутровые вокзальные часы уже начинали для меня обратный отсчет. В 16 00я должна была сесть в поезд и распроститься с городом С. Но эта ночь в кладбищенской сторожке была ночью моего вдохновения. Внезапная слава Робин Гуда и Сусанина сыграла со мной плохую шутку. Ораторы древности могли бы позавидовать мне! В убогой обстановке, в окружении могил и пыльных венков я расписывала перед незнакомой женщиной забавные истории из своей жизни, обсуждала фильмы, читала стихи, делилась кулинарными рецептами, рассказывала о нашем городе, о нашем море, самом лучшем, самом волшебном море на свете!

У покойников есть одно завидное качество. Они никогда не перебивают. Вера была живой, но близкое соседство с этой тихой публикой, научило ее сдержанности. Она внимательно и благодарно слушала меня, ахала, всплескивала руками, в общем, была идеальным слушателем. Больше всего ее заинтересовал обряд «сладкого чая» при сватовстве, когда я рассказывала о наших обычаях. Я немедленно продемонстрировала ей четкий водораздел в стакане между сиропом на дне и заваркой наверху. «Вот, — говорила я, — если девушку согласны отдать, то только тогда перемешивают две эти жидкости и пьют сладкий чай. Это означает — „да“. Если — „нет“, или „должны подумать“, то отпивают сверху горькую заварку и уходят». Вера смотрела на меня как на фокусника. В серых глазах ее застыло восхищение.