Ляман Багирова - Смородинка (сборник)

И что ты тут будешь делать? Раскрасневшаяся тетя склонялась над многострадальным наполеоном, а Дина удалялась, продолжая размышлять над непростой судьбой запорожского казака, которому не повезло с сыном. Ну, и заодно, над судьбой этого сына, которому достался суровый папаша.

Но даже Тарас Бульба бледнел перед химией. Химия была не только тетушкиной работой, это была пламенная страсть. Глядя, как тетя стремительно смешивает продукты на кухне, можно было представить ее средневековым ученым, соединяющим медь и свинец в надежде получить золото. Золота, как известно, таким способом добыть не удалось, но средневековой одержимости в тете не убавлялось.

— Олух царя небесного!! — гремела она. — Дубина!!! — Ну как же ты не можешь понять, что калий одновалентен, а кальций двухвалентен! Боже мой! Это, наверно, трехлетний ребенок знает! Кошмар!!!

Дина сильно сомневалась, что трехлетнему ребенку известно понятие валентности, но у тети, очевидно, были свои представления о детях. Спорить с ней было невозможно и немного опасно, поскольку безвинный учебник по химии рисковал сразу же улететь в дальний угол коридора.

При такой кипучей и деятельной натуре тети, любовь была темой, которую она тщательно избегала. Впрочем, со свойственной ей энергией переводила разговор в другое русло всякий раз, когда заходила речь о любви, семье и детях. Делала она это виртуозно, и только мама усмехалась, слушая, как тетя плетет кружевные пути отступа от опасной темы. Любовь была для тети табу, о котором можно было лишь догадываться по отрывочным фразам мамы и отца.

— У нашей Таты полно своих заморочек, но она замечательная.

— Не трогай Тату, она и так настрадалась.

Надо было поглядеть на тетю, когда она пыталась помирить маму и отца во время их кратких размолвок и ссор. Делала она это робко, трогательно, но и тут не отступала от своих железных принципов.

— Семья — это что?! — втолковывала она по отдельности маме и отцу. Причем втолковывала даже не командирским, а каким-то гренадерским басом. — Это не как в загсе говорят: «Вы пойдете вместе по дороге счастья…» и еще какие-нибудь сюси-пуси! Это как в армии присягу принимают: «Готов беспрекословно нести все тяготы армейской службы на благо Родины!». Вот в загсах вместо всяких толстых теток, должен быть такой же полковник, который бы говорил: «Готов нести все тяготы семейной жизни!! Понял?! Распишись!!!» Вы друг другу слово дали? Дали! А что же теперь ругаетесь? Не стыдно?!

Перспектива встретить в среднестатистическом загсе сурового полковника, выдающего свидетельства о браке, так веселила родителей, что они начинали хохотать. От ссоры не оставалось и следа, а тетя, удовлетворенная результатом своей военной дипломатии удалялась смотреть телевизор.

Таланты тети не ограничивались только бурлящей фантазией и работоспособностью. В тридцать четыре года она научилась играть на гитаре! Кто-то показал ей два перебора и три аккорда, тетя коротко остригла ногти, попыхтела немного и вскоре домашние торжества украсились не только наполеоном, но и тетиным пением под гитару. Особенно часто просили исполнить песню «Девушка из маленькой таверны». Тетя, как полагается, смущенно отнекивалась, впрочем, больше для виду. Прекращение уговоров было бы расценено как кровная обида! Наконец, она усаживалась на стул, брала гитару и начинала так тихо, насколько могла.

Дальше голос медленно нарастал.

Дина замирала. Тетя была чудо как хороша. Побледневшая, с подведенными глазами, она казалась не то египетской статуэткой, не то неведомой птицей. Веки ее подрагивали, руки с силой сжимали гитару.

Тетя не была красива. Господь наделил ее ладной фигурой и решил, что этого хватит. У нее был слишком плоский и пологий лоб, слишком убегающий подбородок, слишком длинный и вислый нос. Только глаза были хороши — большие и болотно-карие. Вместо пепельных кос, Бог подарил тете африканскую шапку на голове. Эту жесткую, пружинистую массу приходилось довольно коротко стричь, чтобы придать голове хоть какую-нибудь форму. Насчет нетронутого коралла алых губ тоже можно было поспорить. Нет, была, конечно, коралловая помада, были и помады поярче, но сами рот изяществом форм не пленял. Тем удивительнее было преображение в загадочную красавицу.