Хосе-Мария Виллагра - Антарктида

Там… разговаривали! Генерал послушал минуту, а затем взялся маленькой, сухой ладошкой за массивную бронзу рукояти…

«Цветы. Одни цветы вокруг! Одежду после прогулки приходится вытряхивать от пыльцы, как от пыли, а утром она толстым слоем лежит на подоконнике и всех предметах в доме. В ветреный день на улицах — метель из лепестков. Птицы падают на лету, задыхаясь от ароматов. Неделю не поработаешь садовыми ножницами, и окна зарастают так, что света белого не видно. Говорят, цветы разрослись так после того, как их стали удобрять пеплом из сожженных отходов работы биореакторов. Сегодня утром увидел цветок, который пророс у кровати прямо сквозь пол, как раз между тапочками. Чуть пальцы не сломал, пока выдирал его. А зачем? Все равно вновь продерется, раз уж однажды пробил себе дорогу. Да и не цветы это вовсе. Доктор говорил, что это что-то вроде грибов. Словом — плесень. Эти цветы не вырывать, а соскребать приходится. У меня по всем углам — мох и цветы. Траву лишь в центре комнаты удается вытоптать. А на кухне выросла целая роща. Я горжусь своим домом, но особенно — кухней. Заглянул как-то в раковину — а там грязной посуды не видно из-за плесени. В ванной — грибы. Муравьиные дорожки по всем стенам. Ландшафтный дизайн. Все-таки дом архитектора! Но это так — безделица. На самом деле я думаю совсем о другом. Как же это трудно — все время думать об одном и том же. Днем и ночью. Я все время думал об этом в армии. Все время думаю об этом теперь. Читать не могу. Любая книга кажется мне порнографией. Даже Устав! Фу, какие мысли лезут в голову! Какие сумасшедшие идеи! У меня весь дом завален набросками проектов, хотя я прекрасно знаю, что все они неосуществимы. Сейсмическая обстановка в последние годы все ухудшается. Трясет так, что и на земле не устоишь. Не говоря о моих небоскребах. Похоже, скоро весь этот город провалится в тартарары. Если раньше его не смоет море. Донна Молина очень любит разглядывать мои рисунки. Говорит, что при виде моих башен у нее сразу твердеют соски. У донны Молины соски твердеют даже при виде огрызка карандаша. Впрочем, я ни на что и не претендую. Всю жизнь проектировал казармы. Единственное, о чем стоит вспоминать, — проект антарктической военной базы, этот колоссальный подземный небоскреб. Нам так и не сказали, для чего это нужно. Задача была сформулирована весьма просто: спроектируйте бункер так, чтобы даже вы сами не смогли найти из него выход, если, не дай бог, конечно, окажетесь там. Кажется, они готовят убежище для человечества. Военные есть военные, и все это больше походило на колоссальную тюрьму — сплошные коридоры, лестницы, камеры. Я выполнял лишь часть проекта и, хотя эта работа отняла половину моей жизни, мне трудно даже представить весь проект целиком. Ведь были еще тысячи архитекторов, и работа одного была лишь частью работы другого, и наоборот. Я выходил в отставку, а проектирование все продолжалось, несмотря на то что строительство уже шло полным ходом. Мне до сих пор иногда снится, что я блуждаю в этих подземных лабиринтах в поисках выхода, которого нет. Я оттого, быть может, и взялся за свои небоскребы, чтобы избавиться от этих темно-сладких кошмаров, вывернуть их наизнанку. И хотя вряд ли кто-то это замечает, но возле каждой из своих башен я рисую маленькую фигуру. Это не для масштаба. С человеком мои проекты несоизмеримы. Именно поэтому я и рисую ее. Никто этого не знает, но эта маленькая фигурка — Мария. Удивительная Мария! С тех пор как появились таблетки, не стало некрасивых женщин. Но когда я смотрю на Марию, то мне начинает казаться, что дело не в таблетках. Ее красота — не от мира сего. Когда я смотрю в глаза донны Молины, то вижу лишь две таблетки.

Когда я гляжу в голубые глаза Марии, то вижу небо без небоскребов».

Люди в этом вязко-текучем мире делали, что хотели. Ванглен не раз видел, как женщина под взглядом мужчины меняла цвет глаз, черты лица и даже телосложение. Если встречались двое мужчин, то один из них, если они общались достаточно долго, через некоторое время начинал превращаться в женщину. Однажды Ванглен наблюдал за мужчиной и женщиной. Из какого-то чудачества мужчина вдруг начал превращаться в женщину, а женщина на его глазах становилась мужчиной. В процессе превращения они выглядели довольно забавно и от души смеялись друг над другом, но чем дальше заходила шутка, тем серьезнее и длиннее становились взгляды, которыми эти двое обменивались. Наконец им стало мало взглядов, и они принялись лепить друг друга ласками. А потом они слились в долгом поцелуе. Буквально. Их губы срослись. Их животы слиплись. Их объятия становились все теснее. Поцелуй все длился и длился, пока оба не стали одним целым. В момент полного слияния их общая плоть содрогнулась в сладострастных конвульсиях. Наконец блаженные лица обоих стали проступать сквозь затылки. Так, с выражением сладкой муки, они проходили друг сквозь друга, пока вновь не стали собой. Правда, было видно, что они настолько обалдели от произошедшего, что не сразу могли понять, кто из них кто. Они с удивлением разглядывали собственные руки и ноги, ощупывали друг у друга лица, находили различия и знакомые черты. Судя по всему, они стали друг другом.