Джон Брэйн - Путь наверх

Сэндвичи были свежие, щедро намазанные маслом, с кусочками жареного цыпленка, золотисто-коричневого и хрустящего. Мы сидели бок о бок в спокойном уютном молчании. Время от времени Элис улыбалась мне. Когда мы все съели, она пошла на кухню отрезать еще хлеба. Я сидел, полузакрыв глаза, и медленно пил крепкий чай.

Вдруг я услышал, что Элис зовет меня. Она стояла у хлебной доски,— с пальца у нее капала кровь.

— Пустяк,— сказала она, но лицо ее побледнело. Я подвел ее к раковине и промыл палец теплой водой. Над раковиной висела аптечка, и, порывшись в ней (Элспет, по-видимому, использовала ее для хранения грима), я отыскал бинт и пластырь. Потом налил чашку чая и заставил Элис выпить.

— Дай мне сигарету,— попросила она.

— Сначала выпей.

Она послушно выпила чай. Щеки ее снова порозовели. Я закурил для нее сигарету, и, взяв ее, она прислонилась к моему плечу.

— Как глупо я себя веду. Верно, я просто испугалась. Не выношу вида крови… А как ловко ты все это умеешь делать, Джо.

— Я бинтовал раны и потяжелее этой.

— Ты видел много страшного, Джо? Когда был летчиком, я хочу сказать.

— Сколько положено, вероятно. Все забывается.

— Ты кажешься таким юным. Вот разве только рот… Ты уверен, что уже все забыл?

— Бывает, что-нибудь и потревожит мертвецов… Тогда все они подымают голову и начинают выть, и нужно загонять их обратно в могилу. А почему ты спрашиваешь? Боишься, что я неврастеник?

Она поцеловала меня в щеку.

— Ну, что ты! Разве неврастеники такие бывают? Просто мне давно хотелось расспросить об этом кого-нибудь, да некого. Джордж никогда не был на военной службе. У него повреждена барабанная перепонка, и его сразу забраковали.— Она взглянула на меня чуть-чуть сердито.— Это не его вина.

— Я же не сказал ни единого слова.

— Снаружи все выглядит так пристойно, надежно, уютно,— продолжала она, полузакрыв глаза.— Все люди такие воспитанные, такие деликатные, милые… А что кроется за этим? Насилие и смерть. И все, кто там был, видели то, от чего нормальный человек, казалось бы, должен сойти с ума. Однако внешне это не оставило на них никакого отпечатка. А в сущности — у всех руки в крови… И все, все так дьявольски непрочно…— Я заметил, как она вздрогнула.

— Не думай об этом, любимая,— сказал я.— В мире царит насилие. Но так было всегда. Возможно, что в эту самую минуту кто-то кого-то убивают в каких-нибудь десяти шагах отсюда.

— Не напоминай мне,— сказала она.

— На войне — совсем другое. Там тебя не тошнит, потому что на это не остается времени. Слишком много дела. Во всяком случае, если ты будешь терзать себя такими мыслями, никому легче не станет.

— Знаю, знаю,— нетерпеливо прервала меня Элис.— О господи, все проносится с такой сумасшедшей быстротой. Ничем не остановить эту карусель. И ни одной секунды человек не чувствует себя в безопасности. В юности я этого ощущения не знала. Даже когда отец и мать ссорились, ко мне они все равно были добры. И дом был такой прочный, надежный, а это проклятое железобетонное сооружение, в котором я теперь живу, такое чистое, такое обтекаемое, что я нисколько не удивлюсь, если в один прекрасный день оно поднимется на воздух и улетит.

— Ты слишком много говоришь,— сказал я и притянул ее к себе на колени.— Давай помолчим.— Я стал поглаживать ее плечо. Она закрыла глаза и замерла в моих объятиях.

— Можешь делать так хоть всю ночь,— сказала она.— Я не буду протестовать.— Она вздохнула.— Ты очень удобное кресло. Мне кажется, я сейчас начну мурлыкать, как кошка.

Кожа у нее была такая гладкая, шелковистая, я чувствовал теплоту и тяжесть ее тела… Я тоже мог бы просидеть с ней так всю ночь. И я мог бы снова обладать ею, но момент сближения казался сейчас не то чтобы неуместным, не то чтобы ненужным — он просто перестал быть чем-то самодовлеющим, стал в один ряд с другими радостями, дарить которые могла только она одна.

У входной двери позвонили: три коротких звонка, потом один длинный и опять три коротких.

— Это Элспет,— сказал я.

Я хотел встать, но Элис удержала меня.

— Брось свои мещанские привычки,— сказала она, и я теснее прижал ее к себе.

В дверь просунулась голова Элспет. Эта ее лукавая улыбка, вероятно, была ей больше к лицу в те времена, когда она еще выступала в «Девчонке-плутовке».

Элспет вошла, вернее впорхнула в комнату, юбка ее развевалась. Повеяло пряным запахом духов «Нана».

— Здравствуйте, голубки! — сказала она своим грудным, чуть хрипловатым голосом.— Надеюсь, я вас не спугнула. Я стараюсь быть тактичной, но у меня нет больше сил бродить по улицам. Слишком холодно.