Степан Калита - Сполохи детства

Однажды Катю он застал сильно расстроенной.

— Что случилось? — принялся Вадим допытываться у возлюбленной. И узнал, что она беременна. Конечно, не от него.

Удар Монин перенес стойко. Решил, что будет воспитывать этого ребенка. Главное, он — Катин. Значит, не чужой.

— Не думал, что такое бывает, — поведав мне о происходящем, констатировал Серега.

— Да его лечить надо! — заметил Олег Муравьев. — Совсем дурак.

Вадим женился на шлюхе. Родился ребенок. Он оказался кавказских кровей. Черненький. Стало понятно, что это сын азербайджанца Фарида, грузчика с рынка. Фарид стал появляться поблизости все чаще, требовал, чтобы ему разрешили общаться с сыном. Вадим то ли из ревности, то ли по каким-то другим соображениям, был категорически против. В результате однажды Фарид ткнул его ножом. Но не убил, а только ранил.

В процессе лечения выяснилось, что у Вадима гепатит. Разумеется, им наградила мужа любимая жена. Вылечили. Хотя лечение продлилось около полугода. Монин пожелтел, и еще больше осунулся. На него было страшно смотреть. Ходил он, сильно сутулясь, будто его прижимал к земле тяжкий груз.

Дома у Монина творилось черти что. Пока он сидел с ребенком и ругался с вечно пьяной бабушкой ребенка, мама Катя продолжала гулять. Влюбленного в нее мужа она не ставила ни в грош. Вскоре Катя объявила, что опять беременна. Кто был отцом очередного ребенка, оставалось только догадываться. Вадиму нравилось думать, что он. Но родившаяся девочка снова оказалась черненькой. Вновь объявился Фарид. Все время порывался поговорить с Вадимом по-мужски, говорил, что хочет воспитывать своих детей.

Кончилось все внезапно. Вадим пришел с работы, застал жену в постели то ли с этим самым Фаридом, то ли с другим азербайджанцем, ушел в соседнюю комнату и там застрелился. Его отец был военным и хранил дома табельное оружие.

— Жил дураком — дураком помер! — выразил общее мнение Олег Муравьев.

Для Кати со смертью мужа ровным счетом ничего не изменилось. Она была все так же красива, васильковые глаза нисколько не потускнели, и голосок звучал так же тихо — как будто в этом теле помещалась очень крохотная душа, невыразительная, не способная ни на сильные эмоции, ни на крик. Она была еще очень молода, и продолжала самозабвенно блудить. Вскоре она родила еще одного ребенка. А потом куда-то уехала с новым кавалером. Детей они забрали с собой.

У меня Катя всегда вызывала отвращение. Она напоминала мне амебу. Оболочка хороша — реснички, губки, грудки, гладкие формы, а внутри пустота, в теле плещется мутная жидкость несформированной личности. Водянка души. Вожделеть такое тело, конечно, можно, когда ты совсем юный отрок с вечно встающим некстати членом. Но мне никогда не нравилось то, что принадлежит слишком многим. Пользоваться Катей сродни пользованию общественным туалетом. Можно. По необходимости. Но неприятно. Я счел, что у меня нет необходимости в общественной Кате. Нет необходимости ни в одной общественной девушке. Овладевая девушкой, я предпочитаю овладеть не только телом, но и душой. Человек для меня привлекателен лишь в гармоничном единстве души и тела. Но в молодости, повторюсь, в нас так сильны порывы плоти, что я, в общем-то, никого не осуждаю. Я не ханжа, и сам грешен. А кто без греха, тот, скорее всего, живет правильно, только зря.

В советское время считалось, что всякому ребенку полагается иметь хобби. Ребенок без хобби — существо неполноценное и, скорее всего, со временем разовьется в неполноценную личность, лишенную интересов. Человек без хобби равно человеку без интересов. Стандартный набор хобби советских граждан — марки, значки, открытки, календарики, реже — нашивки, наклейки. Собиратели монет представляли отдельный, элитарный, класс. Монеты — это же фактически валюта. А за валютные операции можно запросто загреметь. И все равно собирали. И обменивались между собой. Фарцовщики постоянно соприкасались с нумизматами. Сливали добытую попрошайничеством валюту. И оттого было не очень приятно, когда какой-нибудь взрослый дядя, взяв тебя за плечо в окрестностях Птичьего рынка, вкрадчиво интересовался: «Монеты, значит, собираешь? А ну, выворачивай карманы. Я тебя видел возле гостиницы „Космос“». Нумизматы были у оперов под колпаком. И ты, зажав в кулаке монетку Австро-Венгрии, которую только что сменял на шри-ланкийскую рупию с мужиком и буйволом, замирал от страха. И лепетал: «У меня только марки. Я марки собираю, дяденька». Собирать марки не возбранялось. И даже приветствовалось. «Точно марки?» «Точно». Хотя и честных собирателей монет не трогали. Особенно, если коллекционировали они не доллары, а, к примеру, юбилейные рубли.