Елена Сафронова - Жители ноосферы

Неинтересно, что мы сказали друг другу, только талые снега хлынули в водоем обоюдного терпения, и тот вышел из берегов. Упреки мои в бессердечности Багрянцева возымели обратный эффект — он не проникся, естественно, сочувствием к бывшей жене и (бывшему?) сыну. Зато изготовился к фронтальной атаке на меня. И выяснилось, что жить со мной хуже, чем с Софьей Шиллер. Потому что ни я, ни теща, ни даже соплюха Ленка его не уважаем и в грош не ставим.

Тут как раз в прихожей зазвякало, захлопало, затопотало и весело закричало:

— Мама, мама, мы п’исли!

Ленка выпалила одной очередью в мой адрес «Мамоська!», в адрес Нины Сергеевны «Ба-ба-ка!», а в адрес насупленного мужа — «Ка-т и -на!».

Не исключено, что ребенок просто не мог выговорить «Константин!». Но проговорка удалась на славу!

Мы поговорили напоследок, потом замолчали, живя как соседи — Багрянцев спал на раскладушке, — и через месяц дошли до районного ЗАГСа — я с новой стрижкой, а Константин при галстуке (вместо кашне).

— Марша не будет? — развязно спросил он у регистраторши, когда та зачитывала нам постановление не считать нас отныне мужем и женой.

— У нас это не приветствуется, — наставительно заметила та.

— А между тем развод отдельно взятой пары в два раза выгоднее государству, чем ее же бракосочетание, — прокомментировала я, намекая на стоимость пошлины.

Константин после развода заскочил в рюмочную, выбежал оттуда спиртово-пахучим, догнал меня и тут же взялся собирать вещи. Он так настойчиво нарезал круги по квартире, когда его сумка уже стояла в прихожей, что мне хотелось придать ему ускорение ударом… ну, допустим, кастрюли по башке. Впрочем, на кастрюли он не претендовал, а кое-что из бытовых мелочей прихватизировал. И письмо Софьино забыл на видном месте. Ушел, отвесив паяцевый поклон:

— Не поминай лихом, Инна Аркадьевна!

Летом того же года на Краснознаменном проспекте Березани я налетела с разбегу на лирический дуэт: несколько располневший Константин Багрянцев и в дочери ему годящаяся девка вульгарного вида с выпуклым животиком. Объем животика наводил на мысли, что любовь у сладкой парочки случилась еще до нашего развода.

Багрянцев не отказал себе сразу в ряде удовольствий: представил мне свою новую жену — «Ирончика», ткнул меня округлением своей физиономии и талии («Ты что, тоже беременный?» — «Да нет, любезная Инна Аркадьевна, просто отъелся на домашних харчах, с любовью да заботой приготовленных…») и спросил, как там судебные приставы, не потеряли ли его? Потому что его новый адрес не нужно знать ни мне, ни судебным приставам. Беседа наша прямехонько потекла в русло запоздалого выражения обоюдных претензий. В чудесном летнем воздухе отчетливо проявился переизбыток гормонов. Мы скандалили, а Ирончик подтявкивала, защищая своего милого муженька. Я плюнула им под ноги и ушла восвояси.

А на следующий день в городском парке культуры и отдыха, куда мы пришли гулять с Ленкой, я углядела издалека воздвигнутый на центральной площадке помост, обвитый кумачом. Это предвещало какую-то народную березанскую забаву, и мы с ребенком крадучись подобрались к людскому скоплению, но остановились от толпы подальше.

На эстраде шел концерт березанских литераторов, подогнанный ко Дню военно-морского флота. В списке участников — лист ватмана, пришпиленный к фанерке рядом с помостом — значилось много фамилий, часть из них мне ничего не говорила, часть удалось опознать. Применив дедуктивный метод, я определила: незнакомые — скорее всего молодые, а это уже интересно.

Возле эстрады суетился известный по Березани поэт, отставной военный, по всем ухваткам. Я вспомнила его комическое имя — Геннадий Тигромордов. Шапочно я познакомилась с ним еще в год рождения достопамятной статьи — Тигромордов ходил в литобъединение при союзе писателей и холуйски поддерживал любое слово секретаря Ручкина. Потом он несколько раз звонил в редакцию «Газеты для людей», когда уже сам Ручкин отступился, решив позабыть мое оскорбление, представлялся полностью: «Геннадий Тигромордов, прапорщик, Железнодорожный военкомат!» — звал меня к телефону и начинал требовать опровержения, постоянно повторяя, что «жить надо со всеми в мире и в ладу, вот! А не писать такие мерзкие статьи, вот!». Я этого человека бессознательно сразу невзлюбила за его мужицкую готовность «ко услугам» и лакейство. При последней телефонной нотации я его обматерила и бросила трубку.

Тигромордов в строгом костюме с неброским, как у сотрудника спецслужб при исполнении, галстуком, бегал от кучки к кучке людей, каждого обнимал за талию или хлопал по плечам, выкрикивал: «Я вас уважаю!» и раздавал распоряжения насчет порядка выступлений. Был в своем репертуаре.